Прикосновение полуночи - Лорел Гамильтон

Ненавижу пресс-конференции. А особенно ненавижу, когдаприличную часть правды приказано скрыть. Такой приказ исходил от КоролевыВоздуха и Тьмы, повелительницы темного двора фейри. Неблагой Двор – это власть,которой лучше не перечить, будь ты хоть принцесса этого двора. Я как раз и естьпринцесса, племянница королевы Андаис, хотя особой пользы мне это никогда неприносило. Улыбаясь плотной стене репортеров, я очень старалась не выразить налице эти мысли.

Королева никогда еще не пускала такую толпу журналистов всамое сердце земли неблагих, в наш полый холм, в ситхен. Это наше убежище, а вубежище не водят репортеров. Но после вчерашнего покушения пришлось на это пойти– в качестве меньшего зла. Резон был в том, что внутри ситхена магия защититменя успешней, а то вчера в аэропорту меня едва не застрелили.

Пресс-атташе нашего двора, Мэдлин Фелпс, указала на первогорепортера, и допрос начался.

– Принцесса Мередит, вчера у вас на лице была кровь, носегодня единственный след от случившегося – рука на перевязи. Какие травмы вывчера получили?

Моя левая рука действительно покоилась на зеленой холщовойперевязи, почти незаметной на фоне жакета. Я была одета в рождественские цвета,в красный и зеленый цвета Йоля[1] – радостно, празднично ипо сезону. Зеленый жакет и красная блузка. Волосы у меня еще краснее, чемблузка. Самая неблагая моя черта – алые волосы сидхе[2], сидхескарлет, лучший цвет для тех, кто хорошо смотрится в черном. Ничего общего сзолотистым или апельсиново-рыжим цветом человеческих волос. Цвет жакетаподчеркивал яркую зелень двух концентрических кругов в моих трехцветныхрадужках. Третий круг, золотой, временами вспыхивал под светом прожекторов,словно настоящий металл. Глаза у меня точь-в-точь как у благих сидхе –единственная черта, напоминающая о том, что моя мать принадлежит к золотомудвору. Ну, как минимум наполовину принадлежит.

Я не узнала репортера, задавшего вопрос. Новое для менялицо, может, только после вчерашнего и появился. Поскольку вчерашнее покушениесостоялось практически на глазах – точнее, на объективах, – прессы, частьрепортеров пришлось оставить снаружи, потому что все они в зале не помещались.Пресс-конференции привычны мне с детства, но такой массовой никогда еще небыло. Даже когда убили моего отца, журналистов собралось меньше. Меня учили,что к репортерам следует обращаться по имени, если они тебе знакомы, но тут ямогла только улыбнуться и сказать:

– Отделалась растяжением. Мне вчера крупно повезло.

Вообще-то рука пострадала не в том покушении, которое попалона пленку. Нет, ее повредили во втором – или это было третье? – покушениина мою жизнь. Но две последние попытки произошли внутри ситхена, где мне вродебы полагалось быть в полной безопасности. Единственное, почему королева и моителохранители считали, что мне безопасней находиться здесь, чем в мирелюдей, – это потому, что заговорщики, стоявшие за покушениями на меня и накоролеву, были арестованы или убиты. У нас вчера едва не свершился дворцовыйпереворот, а пресса об этом и не подозревала. Одно из древних людскихнаименований для фейри – скрытый народ. Вполне нами заслуженное.

– Принцесса Мередит, у вас на лице вчера была вашасобственная кровь?

На этот раз женщина, и знакомая.

– Нет, – ответила я. На лице у журналистки сталопроступать понимание, что от нее отделались односложным ответом. Глядя на еемимику, я улыбнулась по-настоящему. – Нет, Шейла, это была не моя кровь.

Она улыбнулась мне – этакая блондинистая штучка, вышеростом, чем я на любых каблуках.

– Можно мне еще вопрос, принцесса?

– Нет-нет, – вмешалась Мэдлин, – только поодному вопросу.

– Все в порядке, Мэдлин. Пусть спросит.

Наша пресс-атташе повернулась ко мне, дернув переключательна поясе, чтобы микрофон не уловил ее слова. Я поняла намек и подвинулась кней, прикрыв свой микрофон ладонью.

Мэдлин наклонилась ко мне через стол. Длина юбки позволялаей сделать это, не ослепляя сидящих в зале репортеров зрелищем белья. Покрой ееплатья, как и цвет, полностью соответствовали моменту. В ее обязанности входиловсегда знать, что допустимо, а что – нет. Она была у нас представителем отлюдей в куда большей степени, чем любой посол из Вашингтона.

– Если Шейла задаст уточняющий вопрос, это начнут делатьвсе. Нам станет трудней работать, мне и вам.

Она была права, но...

– Скажите им, что это – исключение. И пусть задает.

Мэдлин подняла искусно подправленные брови, но сказала:"О'кей". С улыбкой поворачиваясь к репортерам, она стукнула порычажку микрофона.

– Принцесса разрешит Шейле задать уточняющий вопрос, нодальше мы вернемся к прежнему правилу. По одному вопросу от человека.

Она указала на Шейлу и поощрительно кивнула.

– Спасибо за возможность уточнить вопрос, принцессаМередит.

– Прошу вас.

– Если это была не ваша кровь, то чья же?

– Моего телохранителя Холода.

Камеры дружно блеснули вспышками, так что я на миг ослепла,и всеобщее внимание переместилось мне за спину. Мои стражи встали у стенышеренгой, охватывающей наш помост и загибающейся в зал. Одеты они были на всевкусы – от пиджачных пар до полной брони в стиле готского клуба. Единственное,что объединяло все костюмы, – это оружие. Вчера мы пытались соблюстиприличия в отношении оружия – все стволы под одеждой, только выпуклости в неположенныхместах заметны. Сегодня пистолеты под плащами и пиджаками остались, где и были,но к ним прибавились и пистолеты на виду, и еще мечи, ножи, топоры и щиты. Да ичисло стражей сегодня было больше чуть не втрое.

Я оглянулась на Холода. Королева велела мне не заводитьлюбимчиков среди стражей. Она дошла до того, что запретила мне даже томнымвзглядом выделять кого-нибудь одного в присутствии других. Мне это требованиепоказалось странным, но она – королева, и спорить с ней небезопасно. И все же яоглянулась. В конце концов, он спас мне жизнь. Неужто это не стоитодного-единственного взгляда? Для королевы, моей тети, у меня найдетсяоправдание: пресса сочла бы странным, если бы я не выразила ему благодарности.Что было правдой. Только посмотрела я на него потому, что мне хотелось на негопосмотреть.