Королевские клетки - Илья Ганин

Они отнесли ее в фургон, уложили на ее тюфяк и Джесс, раз уж она называлась его женой, позволил себе снять с нее дорогие, но немилосердно истоптанные сапожки. Корсет она, как выяснилось не носила. Крепкие, ровные ступни и… Так, все, хватит, она ж его человек, не какая-нибудь там. Он вылез из фургона и спросил Томмена:

— Что, он и правда выживет?

Томмен пожал плечами.

— Я такого не видел никогда. Все в руках Альдоная…

— Твое мнение, откуда это у нее? Сама?..

Томмен помолчал.

— Нет. Ее учили. Долго учили, старались. Причем учили очень крепко повоевавшие люди. И я этих людей не знаю.

— Почему ты так думаешь?

— А она когда работает — говорит не так, как обычно. С кем самоучке говорить? А еще она сначала подошла под левую руку — как будто смотреть. И только потом встала на место. Она видела, как такое делают. Но сама не делала. Вон как перенервничала.

— Ну, баба.

Томмен хмыкнул, и Джесс замолчал. Пайко никогда и никому не рассказывал про долговязого подростка, который в слезах спросил его больше пятнадцати лет назад "Я умру, да?". Хотя тогда ему ответил, промывая резаную рану на боку "А как же! Лет через сорок — обязательно…"

Впрочем, ему тоже было что припомнить:

— Вообще удивительно, как это ты с ней даже не подрался ни разу. В отличие от предыдущих-то претендентов. Может, тебе и раньше надо было даму в лекаря найти?..

— С кем угодно смирюсь, — пробурчал Томмен. — Кто маслом раны не прижигает и кровь не сосет…

Количество же вопросов к самозванке выросло. А вот как их задать стало неясно. Джесс покачал головой и пошел командовать построением.

Лиля открыла глаза и некоторое время пыталась осознать где она и что произошло. Голова кружилась, ныл висок.

— Очнулась? Хорошо. — сказал откуда-то сбоку голос Томмена. — Лежи смирно, а то голова будет еще больше болеть.

— Что… что случилось?

— Сомлела с устатку. Бывает. На вот, выпей и поспи.

— Что с лейтенантом? — Лиля все-таки взяла кружку с темно-зеленым отваром и принюхалась. Руки ей кто-то отмыл и даже чем-то смазал.

— Везут в соседнем фургоне. Живой. Пей-пей, не отравлю!

Лиля, распознав отвар на основе валерианы и душицы, отпила резкой горечи и откинулась на подушку. Н-да, выступила "на все деньги". Свалилась в обморок прямо перед мужем и полковником. Отлично вышло — теперь он будет ее считать либо манипуляторшей, либо безвольной слабачкой. Еще пара таких вот "выходов" и все ее попытки быть независимой кончатся…

Пайко что-то говорил удивительно нудным тоном, и как-то незаметно веки ее сомкнулись.

— Вот и ладушки. — сказал старый лекарь, накрыв ее теплым плащом. — Спать будет несколько часов. Не будить. Проснется — напоите, вина не давать. Все ясно?

— Чего уж там, — буркнула старшая служанка. — Разберемся как нибудь. Шел бы ты, невместно то — при графине постороннему мужику тереться.

Он улыбнулся, вылез и стал ждать свою повозку. Ноги болели, и сделать с этим было уже ничего нельзя. Старость — не радость…

Пятый пехотный полк не пошел к Лавери прямой дорогой. Джеррисон Иртон ускоренным маршем, отправив большую часть обоза к пристаням на Лавер, повел полк к точке сбора — в городок Раммен. Именно там сходились три крупных торговых тракта, которые вели к западным городам и вдоль Лавера на Уэльстер.

Второй Кавалерийский снялся со своих казарм три дня назад, и тоже пошел к этому городку.

Его Величество личным письмом уведомил своего венценосного собрата Гардвейга о том, что предусмотренная Альтверским договором необходимость срочного ремонта дорог и трактов имеет место наличествовать в полной своей безотлагательности. В чем Его Величество Ричард имел печаль убедиться лично в бытность свою путешествующим принцем.

Баронские твердыни запада получили недвусмысленный намек Его Величества на крайнюю нежелательность появления купцов, путешественников и особенно — вооруженных людей из Уэльстера, Эльваны, Авестера во внутренних районах Ативерны. А также, что подданные короля Ричарда столь от них отличны, что перепутать их Его Величество считает практически невозможным. При полной нежелательности такой путаницы. Намек был услышан с пониманием и энтузиазмом.

С окончанием сезона зимних штормов вышли из путаницы островов Вирманского архипелага все драккары Олафа Топора и Эрика Рыжего. Обычно драккары могли выйти только в следующем месяце — но в этом году отлично просушенный лес, который приходилось доставать и возить с боем, им продали еще осенью. К недоверчивому удивлению старых бойцов, они не запасли и трети потребной воды, и на борт приняли грузом в-основном рыбу.

Удивление их было стало еще больше, когда ярлы велели взять курс на гавани Брокленда, Иртона, Сальера — которые обычно были именно тем местами, откуда на перехват им вырывались зубастые галеры Шестого Морского полка.

Сейчас же галеры, патрулирующие берега и проливы, пропустили их, не меняя курса.

— Ярл, — спросил старый штурман. — где воду возьмем?

— В Броклендовских болотах. Берега у Таримы помнишь?

— Как не помнить… — осклабился старик, потирая когда-то порванную в тех краях щеку.

Через трое суток раненный сержант Шута добрался до него и свалившись с коня сказал, что его десяток вырезали. К тому моменту Шут и Руди Толстый, полковник наемного полка, не досчитались уже трех разъездов.

— Значит, — сказал Руди. — Началось. Где твои арбалеты Шут? У нас пара десятинок, не больше.

Альтерса больше волновало другое. Он обозначил зоны действия разъездов и задался главным вопросом:

— Посты в деревнях и городках молчат. Как же они идут-то? Сколько их?

На это Руди нанимателю не ответил.