Черное озеро - К. Разумовская

— Что видят? — допытывается Инесса. Тело расслабляется, и я медленно проваливаюсь в сон. Такой густой, будто облако. Невольно вспоминаю перины в своих покоях. Отвечаю на ее вопрос, собрав остатки воли в кулак:

— Как он на тебя смотрит. Никогда не видела, чтобы кто-то так смотрел.

Я завидую, ибо никто никогда не удостоит меня такого взгляда.

Глава 9. Не благими намерениями вымощена дорога к Бесам. Катунь.

К обеду Амур собрал нашу неизменную компанию: Инесса недовольно потирает синяк на лице, сидя прямо на подмерзшей земле, Стивер дрожащими руками прижимает к груди колчан со стрелами. Сам же Разумовский опаздывает, заставляя нас ждать. Запахиваю кафтан и наблюдаю за дымом, тонко вьющимся из трубы дома чучельника. Деда не видел со вчерашнего вечера. Небось старый прохиндей с рассветом ушел проверять силки и торговать мясом на рынок.

— Как ты? — подает голос Стивер, прячась от ветра за чахлой яблоней. Совсем побелевший, он кутается в плащ, то и дело перекладывая колчан из руки в руку.

— Ну, ещё не съехала с катушек. — пожимает плечами Инесса, поджигая табак, завернутый в тонкую трубочку из бумаги. Я бы с роду не догадался, что она собралась курить, если бы не запах дыма. Заметив мой интерес, Инесса достаёт из кармана маленькую коробочку и протягивает мне. Под ноги приземляется оранжевая баночка.

— Взяла с собой сигареты, хотела казаться школьницей за гаражами. Кто ж знал, что снова начну курить?

Опять странный говор. Может, она действительно путешественница во времени?

Инесса поднимается, берёт с земли рыжий предмет и, крутит его в руках. На кончике странной трубки пляшет маленький огонек. Инесса поджигает табак и протягивает бумажку мне. Горький вкус дыма растекается по языку. Не совсем трубка, но тоже неплохо.

— Чувствуешь что-то?

Стивер переступает с ноги на ногу. Перья со стрел утыкаются в его подбородок.

Прижимал бы так к себе женщин, как колчан, толку было бы больше.

Инесса задумчиво окидывает взглядом опавшие яблони, подмерзший чернозём и конюшни. Они новые. Даже древесина не потемнела.

Не уж то разбой менее прибылен, чем торговля шкурами и мясом? Пора бы мне переосмыслить работу с Разумовским.

— Хочу шаурму, обтереться кофейным скрабом в своей проржавевшей ванной, пить дешевое вино из пластикового стаканчика и курить шоколадные сигареты на балконе.

Я ничего не понял, как, впрочем, и почти всегда. Стивер хмурится. Кажется, ему тоже ничего не ясно.

— Никогда не думала, что буду скучать по своей никчемной жизни. — подытоживает Инесса совсем уж тихо и печально. — Я бежала от неё как от огня, а когда оказалась здесь, то поняла, что, по-своему, там я была счастлива.

— Не была, раз бежала. — Разумовский возникает из ниоткуда. Прохаживается мимо яблонь, пинает изломанную корзину и прячет руки в карманах угольно черного пальто.

— Лучшее — враг хорошему. Вот я и набегалась.

Инесса тушит бумажную трубочку ботинком. Повторяю за ней. Стивер задумчиво чешет затылок и роняет стрелы под ноги. Амур кривится, замечая лук на плече Ландау. Видимо, дает знать плечо, пробитое болтом.

— У тебя есть потенциал, а ты цепляешься за прошлое, которое ненавидела просто потому, что страшишься перемен. Это ли не слабость?

Инесса пожимает плечами. Кажется, её дух бунтарства потерпел поражение. Помнится, в первую пару-тройку дней она была готова кожу на себе живьем содрать лишь бы доказать, что права.

— А ты цепляешься за свои коварные планы в надежде изменить будущее, которое никому из нас не светит. Мы — преступники и всех нас ждёт один конец — в овраге.

Амур усмехается и шрамы на его лице жутко топорщатся. Разумовский надевает тонкие кожаные перчатки и скрещивает руки на груди.

— Я не хочу изменить будущее. Я желаю отомстить за прошлое.

Инесса достаёт вторую трубочку с табаком и поджигает её. Руки воровки дрожат, когда она убирает свои странные вещицы в карман.

— В этом и разница — ты пытаешься ткнуть все носом в дерьмо за их ошибки, а я готова мириться с ними, лишь бы хоть на минуту ощутить всё то, что я потеряла по собственной дурости.

— Всё это очень интересно, но нельзя выбрать что-то среднее? — вклиниваюсь я.

Надоели их рассуждения, поделенные на черное и белое. Обязательно кто-то должен быть неправ. В чём смысл спорить, да и тем более столь вяло и уныло, если можно совместить и каждый в равной степени будет и доволен, и недоволен?

— А Катунь прав. — поддерживает меня Стивер, согнувшись в три погибели. Ландау прячет стрелы обратно в колчан. Амур сипло смеется и закатывает глаза. — Можно нагадить кому-то и отпустить. — добавляет Ландау, чем вызывает улыбку Инессы. Воровка и Разумовский переглядываются.

Всё это выглядит как очередное шаткое примирение, но мне становится легче.

Трудно идти войной на врагов, превосходящих силой и количеством, когда мы даже между собой договориться не способны. Если бы ещё Амур, Идэр, Мален и княжна Романова нашли общий язык, то мы стали бы непобедимы.

Друг качает головой, забирает табак у Инессы и давит его ботинком. Стивер, трясущийся от холода, стучит зубами.

— Если мне и суждено умереть в канаве, так тому и быть. Но я не остановлюсь, пока всё, что я делаю, не разрушит жизни тех, кто перешел мне дорогу.

Стивер поднимает глаза и, кажется, возносит молитвы. Видимо, вера так же заразна, как и безумство. Хотя, Инесса же не заразилась. Пока что.

— Долго же тебе придётся жить. Тебя же все ненавидят. — подтрунивает Инесса, толкая Стивера локтем. Тот не шевелится, не сводя глаз с серого, затянутого тучами, как покрывалом, неба.

— В таком случае, придётся и тебе не лезть ко мне со своей моралью, чтобы протянуть подольше и увидеть мой триумф.

Перезаряжаю штуцер. Инесса вздрагивает.

— Всё это очень интересно, но скоро пойдёт дождь. — бубнит под нос Стивер, хмурясь.

Не молился. Уже радует.

Амур разворачивается и бредёт мимо яблонь, увлекая нас за собой.

Пусть наши намерения и не благие, но я надеюсь, что эта дорога приведёт нас к чему-то хорошему.

***

Замшелые деревья склоняются и растут совсем близко. Безжизненное серое небо проглядывает сквозь кроны, наблюдая за каждым нашим шагом.

— И куда мы идём?

— К ведьме. — Амур придерживает ветку ели. Инесса переступает корни и следует за ним по пятам. Разумовский отпускает ветвь, и она с хлестким звуком ударяется о лицо мальчишки Ландау. Стивер сдавленно вскрикивает. Вороны с верхушек деревьев взмывают в