Вампиры: Опасные связи - Танит Ли

— Мой мальчик, я буду твоей мамой, твоим папой, твоим богом. А ты будешь моей величайшей радостью. Лежи тихо, вспомни всю свою жизнь, почувствуй радость и удовольствие, которое приносит невинность. Я не трону тебя, не причиню тебе боль. И постепенно тебя покинет страх, улягутся твои волнения, утихнет тоска.

Эндрю попытался сесть на кровати. Рука старой женщины коснулась его груди.

— Нет, Эндрю, доверься мне. Это будет как сон. Лежи тихо.

Он подчинился. Воздействие этой старухи на Эндрю было даже сильнее, чем гипнотическое влияние дедушки. Ее глаза с крохотными, с булавочную головку зрачками светились в темноте. От нее пахло кедром и цветущим апельсином, хотя аромат этот скорее напоминал запах дыма от угасающего где-то вдалеке костра. Женщина подняла над Эндрю ладони, словно грелась у исходящего от него тепла. Он закрыл глаза и погрузился в сон.

На самом деле это был кошмар. Сначала Эндрю увидел свою мать, веселую, молодую и беззаботную. Она была в пабе, пила эль с подружками, пока не появился высокий красавец и не разлучил их. Он прижал ее к стене и наговорил кучу красивых слов. Она поцеловала этого мужчину, которого видела впервые в жизни, и позволила ему лапать себя прямо там, в пабе. Его рука залезла ей под юбку, и между ног у нее стало мокро от желания.

Мужчина отвел ее к своей машине и продолжал овладевать ею. Они были похожи на два голых организма, волнообразно входящих друг в друга. После того, что он с ней сделал, он сказал, что любит ее. Она не возражала. Они страстно поцеловались, он пообещал позвонить ей, а потом отвез домой, где она жила вместе с родителями.

На следующий вечер она нашла другого мужчину, а в следующий за ним еще одного. Никто из них никогда не назначал ей свидание, никого из них не было рядом, когда она обнаружила, что беременна. Тогда она стала спать с мужем сестры, Филиппом, которому всегда нравилась больше, чем простушка Молли. Она заявила, что Филипп — отец будущего ребенка. Он не вынес позора, не смог смотреть в глаза Молли и покончил с собой. Бедняжка Молли.

Филипп заложил дом, чтобы рассчитаться с карточными долгами и оплатить дорогие подарки прекрасной юной Бернадетте. Молли потеряла дом и жила, еле-еле сводя концы с концами, на пособие по безработице. Но, когда сестра приползла к ней с просьбой помочь растить спиногрыза, она проглотила обиду и стала жить с Бернадеттой в доме их родителей. В конце концов, подумала Молли, малыш, может, и не от Филиппа. Сроки расходились почти на три месяца. Филипп был всего лишь одним из болванов, с которыми путалась Бернадетта.

А потом в кошмаре Эндрю была бедная тетя Молли. Тетя Молли, ворующая у людей, в домах которых она убиралась. Она воровала где колечко, где — часы, такие вещи, которые хозяева сами могли потерять. Ее ни в чем нельзя было обвинить. Во сне Эндрю видел тетю, стоящую у своего шкафа. В руках у нее коробка с наворованным добром. Она думает о том, какая у нее будет жизнь, когда она заложит все это и купит свою собственную квартиру. Ее неприязнь к сестре очевидна, она хочет, чтобы все, что есть у Бернадетты, превратилось в прах. Чтобы Эндрю был ее ребенком, а не Бернадетты. Наступит день, и она расскажет ему правду. Скажет, что его мать была шлюхой, а не секретаршей в больнице Бабингтона. Потом тетя громко, от души злорадно смеется.

Кошмар закончился. Старуха насытилась и впала в экстаз. Эндрю поднял на нее взгляд. Воздух вокруг старой женщины светился и мерцал. Она сидела на стуле рядом с кроватью и плакала. Эндрю сел. Мысленно он хотел подойти к ней и успокоить. Старуха продолжала рыдать. Но Эндрю почему-то не мог трансформировать свое чувство сострадания в действие. Он наблюдал за старой женщиной, пока та не утихла.

— Что с тобой произошло? Почему у тебя такие чувства? — Она вернулась к реальности и в упор посмотрела на Эндрю своими светящимися глазами. — Он не рассказал тебе?

— Дедушка? Нет, он только говорил о какой-то сущности и ценности. Вы из-за этого плакали?

Старая женщина встала и отступила от кровати на несколько шагов. Она немного подумала над тем, что можно ответить мальчику, и в результате ничего не сказала. Она открыла дверь.

— Пожалуйста, — ровным голосом попросил Эндрю.

— О, какой в этом вред. — Старуха вернулась к кровати. — Ты все равно все узнаешь, когда поговоришь с другими детьми.

Она села и прислонилась к столбику кровати.

— Мой мальчик, ты сейчас видел уродливую правду о своей жизни? Ты почувствовал горечь? — Она ждала ответа, но Эндрю молчал и никак не реагировал. — Я приподняла завесу, укрывающую тебя все десять лет твоей жизни. Ты не чувствуешь, что теперь часть твоей невинности перешла в меня?

Эндрю заглянул себе в душу. Там было темно и влажно, как в тот вечер, когда дедушка забрал его из города, только теперь там не было искр света.

— Тебе не повезло — теперь ты принадлежишь мне. Я всегда буду оплакивать то, что ты потерял, и сладость моей наполненности. Это кажется непонятным, сбивает с толку. Со временем это перестанет тебя смущать. Ты просто будешь. — Старуха рассмеялась, сухо, как совсем недавно дедушка. — Подумать только, одна из этих глупых рас преклоняется перед этим состоянием… быть. Они называют это просвещенностью. — Старуха снова встала, усмехнулась и подошла к двери. На пороге она улыбнулась, и зубы ее были похожи на игральные кости без точек. — До завтра.

Дверь за старухой закрылась. Эндрю посмотрел на свои руки, ощупал лицо. И руки, и лицо были такими же, как прежде. В реальности он не изменился. Завтра. Завтра он узнает, есть ли у них в библиотеке книги о Турции. Он не дочитал ту, что оставил… Где-то.