Миры под лезвием секиры - Николай Чадович

— Как же, пошел бы ты дальше, если бы знал, что до Эдема тысяча километров, — скривилась Верка.

— Парадокс, — вздохнул Цыпф. — К дальней цели легче всего идти вслед за близким миражом.

— Только не забывайте, что та дорога вымощена костями дураков, поверивших миражу, — не преминул вставить свою реплику Смыков.

— Это вы про нас? — поинтересовалась Верка.

— Про кого же еще… Умные люди ходят по компасу и карте.

— Но ведь когда-то ни компасов, ни карт не было, — возразила Лилечка.

Смыков промолчал, но ему на помощь неожиданно пришел Цыпф:

— В те времена далеко и не ходили. Нашел удобное место близ речки и поселился там. А сын твой до следующей речки дойдет. И так через весь материк. Я читал, что от Аляски до Патагонии люди двадцать тысяч лет добирались. Считайте, тысячу поколений.

— Вот-вот! — Смыков вновь уселся на своего любимого конька. — И тогда умные люди были. А мы, как последние дурни, на авось поперлись.

— На что ты намекаешь? — нахмурился Зяблик. — В мой огород камушек? Опять я во всем виноват? Но только лично тебе лучше бы помолчать.

— Почему это, интересно?

— Разве не такие, как ты, нас когда-то в светлое будущее вели? И компас у вас, говорят, был, и карта. Только в том компасе вместо стрелки березовая щепка болталась, а карту подслеповатый крот рисовал!

Этот наскок скорее раззадорил, чем уязвил Смыкова. Зяблику был дан незамедлительный отпор:

— Как вы, братец мой, беретесь судить о столь неоднозначных вещах, если сами полжизни на нарах провалялись? У вас ни о реальной жизни, ни тем более о большой политике никакого представления нет. С кем вы могли общаться, кроме отщепенцев и паразитов?

— Поваляться бы тебе на тех нарах хоть годик! Да нашей пайкой прокормиться! Да повкалывать, как мы, на урановых рудниках и лесоповалах! Причем бесплатно. Это тебе не статьи невинным людям вешать да харю на казенных харчах отъедать… Эх, жаль, что я тебя тогда на кастильской границе не шлепнул, как иезуитского шпиона!

— А если бы шлепнули, сами сейчас червей кормили бы, — огрызнулся Смыков.

— Сколько раз я вам потом жизнь спасал?

— Ни одного случая не помню! А если и было, то я тебя об этом не просил. Лучше в сырой земле гнить, чем твой бред ежедневно слушать.

Эти перепалки, уже ставшие системой, хоть как-то отвлекли полуживых путников от тяжких повседневных забот. Улучшения в их состоянии не замечалось, правда, и хуже никому не стало. Люди стонали, кашляли, шатались, хромали, но все же продвигались вперед, делая за каждый переход до двадцати километров. Верка все время напоминала им:

— Зайчики, вы должны желать спасения изо всех сил! Постоянно! Только тогда лекарство будет действовать. Вон видите, какая Лилечка у нас молодец. А Лева совсем скис…

Их пятая ночевка была прервана шумом, подобного которому в Нейтральной зоне им слышать еще не приходилось. Можно было подумать, что где-то неподалеку, за ближайшей грядой холмов, по стартовой дорожке аэродрома разгоняется реактивный истребитель.

Все невольно глянули в ту сторону, но звук, так и не явив людским взорам свой источник, уже быстро удалялся и вскоре совершенно затих. Зяблик, не поленившийся сделать чуть ли не километровый крюк, после возвращения доложил:

— Ничего там особенного нет, кроме одной канавы. Совсем свежая и проведена, как по линеечке, отсюда туда, — он указал ладонью примерное направление. — Как будто бы бильярдный шар по грязи прокатился. Только там не грязь, а вот такая же, как здесь, хреновина, — он стукнул каблуком в землю. — Шириной, значит, канавка метра два, а глубиной по колено.

— Почему вы решили, что канава свежая? — строго спросил Смыков.

— Побрызгал в нее, там и зашипело, — дерзко ответил Зяблик. — Ты меня совсем за дебила держишь? Я свежий след от несвежего с закрытыми глазами отличу, даже если его скорпион оставил.

— Так это, значит, след, по-вашему?

— Похоже…

— Хм… Два метра шириной… — скептически покачал головой Смыков. — Кто же такой след оставить мог?

— Это уж вы сами соображайте, — Зяблик демонстративно зевнул. — На земле такие твари сроду не водились.

— А вдруг это какой-нибудь механизм был? — осторожно предположил Цыпф. — Вполне можно представить себе шарообразную несущую конструкцию, одновременно выполняющую функции движителя…

— Ага, — в тон ему заметил Смыков. — Местный трамвай. Подбросит до конечной. Вот только узнать бы, почем билетики… Зачем голову зря ломать. Чужой это мир, и все здесь чужое. Нам из него выбраться поскорее надо. Жратва кончается, и еще неизвестно, сколько времени это снадобье действовать будет. В любой момент можем загнуться.

Возражать тут было нечему, и все с охами и вздохами стали собираться в дорогу. Зяблик теперь шел последним, подгоняя отстающих, самым закоренелым из которых в последнее время был Цыпф, не столько вымотавшийся физически, сколько утративший интерес к жизни. Лилечка, наоборот, топала довольно бодро и даже с аккордеоном своим не торопилась расстаться.

— Жизнь наша, конечно, мерзкая, — говорил Зяблик, дыша Цыпфу в затылок. — Но и хуже бывает. Думаешь, каково мне было, когда с братом такая беда случилась… И главное, ни одна сволочь мне не посочувствовала. Только пальцами тыкали да в душу плевали. Братоубийца, мол… Сначала я в одиночке сидел, там с собой ничего не сделаешь. Не то что шнурки и пояс, даже резинку из трусов вытащили. А уж потом, в следственном изоляторе, я в общую камеру попал. Напихали нас, как сельдей в бочку. Вместо восьми человек — двадцать. И рецидивисты отпетые, и туберкулезники, и бомжи вшивые, и педерасты… Я тогда еще, считай, салагой был. Опускали меня как хотели. Все им, гадам, мало было. А напоследок, когда я уже срок получил и этапа ждал, решили оттянуться по полной программе. Шнурок раздобыли, даже и не знаю где. Вешайся, говорят, а мы поможем. По глазам, дескать, видно, что ты на свете не жилец. Вот тебе мыло, вот тебе удавка, цепляй ее за верхние нары и сигай в мир иной, где тебя брат с извинениями дожидается. Ну и пусть, думаю. Туда мне и дорога. Лучше подохнуть, чем так мучиться. Все как надо сделал, голову в петлю сунул и со своими сокамерниками прощаться стал. А эта шпана на меня во все глаза смотрит, только что слюни не пускает. Как же, бесплатное кино… Торопить меня стали. Давай, прими смерть ради общества. Только не сразу. Потрепыхайся чуток, а потом мы тебя откачаем, и опять… Растянем удовольствие. И тогда я решил — нет! Не получите вы никакого удовольствия. Не стану я шакалов забавлять. Кровью буду харкать, но не поддамся… Что дальше было, точно уже и не помню. Разочаровал, короче, публику. Хотели меня примерно наказать, да не вышло. Первый раз я от них отбился. Одному даже голову проломил табуреткой… Вот так-то! А ты в пустячной переделке скис. Ведь мы до рая еще сегодня можем добраться! Представляешь? Отъедимся, выспимся, здоровье подправим… А, Лева?