Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

— Можно, — Татьяна присела и руку вытянула. Тень её, не сводя с меня взгляда, подползла ближе и наклонилась.

— Пёрышки… мягкие…

Сиси гладила.

— А я не вижу, — произнёс Серега, стараясь говорить ровно, но обида в голосе всё одно проскользнула.

— Ну… это легко исправить. Позволишь? — Тимофей коснулся висков мальчишки. — Долго не продержится, но на пару часов…

— Что вы… — встрепенулся наставник.

— Сумеречное зрение. Его многие маги используют.

— Ух ты… — перебил Серега. — Какая она…

— Вы не имеете права… без разрешения, — наставник попытался было обойти Тимоху, но мой брат просто перехватил его и, развернув к дому, сказал:

— Думаю, вам стоит немного отдохнуть с дороги. Мы сами разберемся.

И видят боги, тон у него был такой… с намёком, что перечить брату не стоит.

А сад и вправду зарос. Верю, что когда-то он был роскошным, вон, дорожки белым камнем выложены, вьются, протискиваются меж каких-то горок. На чудом уцелевших клумбах упрямо цепляются за жизнь астры, и белые, желтые цветы их выделяются на побитой морозами зелени.

Шелестят листья.

Дерево наклонилось над тропой, и нам приходится подныривать. Что почему-то веселит несказанно. И первым начинает хохотать Метелька, совершенно без причины, следом хихикает Сиси… и кажется, я сам ощущаю себя ребенком.

Ненадолго.

Но это уже много, если даже ненадолго.

Останавливаемся в беседке. Ту обжил дикий виноград, который далее перебрасывался на каменную стену и уже по ней полз до самого дома. Беседка казалась прикрытой краем пурпурного плаща, и это было даже красиво.

— Сейчас, — Тимоха первым пробирается внутрь, чтобы вытащить из-под каменной лавки короб. — Надеюсь, не разрядились, а то ведь давно уже никто не заглядывал…

Фигурка балерины встаёт в центре стола и поворачивается, а следом я ощущаю тепло.

— Ух ты, — Серега первым тянется к артефакту. — Это же старая работа! Конечно, энергоэффективность современных выше…

Татьяна фыркает.

И не заходит.

— Сидите, — Тимоха тоже отступает. — А мы с Танюхой к пруду сходим… помнишь?

— Помню.

Она отвечает и лицо её каменеет, а я понимаю, что не стоит напрашиваться. Может, в другой раз, а может — никогда. Что этот пруд, уже больше похожий на болотце, затянутый ряской и заросший до крайности, — он только их воспоминание.

— … но старые всегда делали красивыми. И надёжными. Сейчас считается, что в дублировании рунных цепей нет особого смысла, но вот как по мне…

Тимоха приобнимает сестру за плечи, и та склоняется к нему. Я же поспешно отворачиваюсь.

— Ты совсем поправился, — говорит Серега. — Похудел только.

— Это да… ну и почти совсем. Видеть вот лучше стал.

Или правильнее будет сказать, что чётче? Зрение не стало прежним, уж не знаю, почему. В возможностях ли дело или в том, что организм, получив пинок свыше исцелился, но по своей собственной программе. В результате глаза у меня по Метелькиным уверениям, так и остались жуткими, а вот зрение выправилась. Я теперь даже цвета вижу, причём чем дальше, тем чётче. Если в первые дни они были мутными, как пылью припорошёнными, то теперь вот вполне ясные, только тёмные, будто яркости лишённые.

Но это мелочи.

Главное, что в принципе вижу.

И читать могу.

— А ты как вообще, — говорю, понимая, что надолго нас не оставят, что еще минут десять и начнут искать. Матрёна ли, наставник… или вот сам генерал, точнее супруга его.

— Нормально так-то… — Серега пожимает плечами. — В гимназию вот устроили…

— Нравится?

— Не знаю. Я… как-то… бабушка говорит, что не обязательно, что можно и дома учиться. А дед сказал, что этак и вовсе от реальности оторваться можно. И в гимназии меня никто не съест, а учат хорошо…

— А мама твоя?

— Уехала. За границу.

С Алексеем Михайловичем во исполнение давешнего плана.

— Она звонила недавно. Говорила, что скоро вернется. К Рождеству — так точно… а вы приедете? У меня каникулы будут.

— Не знаю. Если дед отпустит.

— Я своего попрошу… бабушка сказала, что нужно устроить приём. Дед, правда, не особо рад… у меня наставник новый.

— Этот? Ну, который там, — Метелька мотнул головой.

— Ага.

Содержательный детский разговор. А Сиси дёргает за руку.

— Если я буду невестой, — говорит она, когда я наклоняюсь, — то ты мне дашь тень поиграться?

— Дам. Но…

— Я знаю. Об этом никому нельзя рассказывать, — серьёзно ответила она и палец к губам прижала. — Тайна.

— Точно. Тайна…

Но сомневаюсь, что тайная, раз уж Матрёна видела. Хотя… это нас она не любит, но Сиси — дело другое.

— … он занудный, конечно, — Серега подвигает к себе танцовщицу, — но не злой. По рукам не бьёт. Только нудит, что нужно быть внимательней, собранней. Я и так стараюсь. Ещё рассказывает интересно. Всякое…

— А Матрёна сказала, что от науки мозги пухнут! — выдала Сиси. — А дед сказал, что теперь времена иные, и что мне тоже надо учителей искать… а Матрёна и бабушка — не хотят. Говорят, что я ещё маленькая и расти надо. И что это Серега пусть учится…

Как я угодил в этот детский сад?

И главное, почему мне нравится сидеть вот и слушать эти разговоры про Матрёну, нового Серегиного наставника, его гимназию, куда его определили, но пока ещё не пускают, потому что бабушка не уверена, что он полностью пережил ужасное потрясение.

Про Алексея Михайловича и его письма.

Посылки…

Хороший он человек всё-таки. По местным меркам никто б и не осудил, оставь он детей Анчутковым, а то и вовсе сдай мужниной родне. Но видишь, не забывает.

— А у тебя как? — Серега осёкся. — Всё хорошо?

— Лучше, чем можно представить. Вон, у Метельки спроси. Спим на перинах, под одеялами пуховыми, едим с фарфора да вилками серебряными…

— Ага, — Метельку аж передёрнуло. — Только нормально ни поспать, ни пожрать не выходит… Еремей гоняет вон… тебя ж, кстати, с нами должны были оставить. Чего не оставили?

— Не знаю.

— Потому что у Громовых — не безопасно, — важно ответила Сиси. — Матрёна говорит, что один уже свихнулся и всех поубивал.

— Сиси!

— Чего? — она поглядела на брата с удивлением. — Это она говорит. А дед вот сказал, что она сама дура…

Но детей здесь не оставил.

Чтоб вас всех…

Сам обряд прошёл до отвращения обыкновенно.

Холл.

Стол.

Дед и генерал за столом, оба весьма довольные, чего нельзя сказать о генеральше, которая вымученно улыбалась, но так, что всем становилось ясно, чего она на самом деле думает. Огромная книга.

Тимоха.

Татьяна.

Сиси, которую переодели в новое платье, наверное, чем-то отличавшееся от прежнего,