Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

потолка, что выгибался этаким шатром, свисают тончайшие нити, а уж на них связками мелкие то ли ягоды, то ли ещё какая фигня, главное, что и она источает ровный свет.

— Можно приказать и он закроет дверь. Тогда сюда никто не войдёт, — Тимоха стоит, опираясь на стену. — Тут…

Указал на противоположную стену, вдоль которой вытянулись плетеные короба.

— Одеяла. Запас еды. Простой. Сухари. Сало. Сушеное мясо. Хватит, чтобы продержаться пару недель.

— Тимоха…

Он мотнул головой:

— Мне неспокойно… что-то да будет. Анчутковы зря приезжали.

А ещё недавно он был в обратном уверен. Хотя… если кто-то очень сильно не желал Громовым счастья в их семейной и личной жизни, и в целом в жизни, то этот кто-то вполне может обеспокоиться потенциальным усилением.

— Огня бояться не след. Даже если дарник шибанёт, то обойдётся. Молодые побеги выгорят, конечно, но старые поглотят и пламя, и силу. Он в целом силу любит… под корнями… сюда иди.

И снова не обходится без крови. На сей раз Тимоха, опустившись на четвереньки — сидеть на корточках у него не получается — рисует моей кровью какие-то символы, бросив короткое:

— Запоминай.

А я что? Я запоминаю.

И потом повторяю. Раз за разом, пока не начинает получаться. И потом всё одно повторяю.

— А теперь добавляешь силы…

И пол вздрагивает. Ещё недавно казавшийся монолитным, он вдруг приходит в движение. Толстенные стебли шевелятся, трутся друг о друга, расступаясь, высвобождая проход.

— Выводит он к реке… но если вдруг, то сразу не пользуйся. У реки точно будут ждать.

— Кто?

— Если бы я знал, Савка… надеюсь, что блажь это. Или там… старею. Болею. Вправду с ума схожу. Вот и предчувствия дурные… в общем, ты, главное, запоминай.

Запоминаю.

— Туда, извини, не полезу… не уверен, что сил хватит выползти, — Тимофей садится, скрестивши ноги и хлопает по полу. Дыра затягивается.

— И об этом… знали? — я осматриваюсь совсем иначе.

Шалашик?

Ага. Бронированный и с запасным выходом. Скорее уж сейфовая комната.

— Знали.

— Все?

— Все, кто нашей крови…

То есть, дедов брат, его сыновья, мой покойный ныне дядя со своею семьёй. И ещё десяток-другой человек, что просто-напросто неизбежно. Не сомневаюсь, что в этот домик таскали друзей и приятелей.

— Почему… — я касаюсь стены. А та тёплая. Живая и тёплая, и на прикосновение отзывается. — Почему никто не воспользовался?

— Не знаю. Я… не рисковал задавать эти вопросы. Дед… очень не любит вспоминать. Помню, когда впервые заикнулся, он на меня вообще наорал, — Тимоха пожал плечами. — Потом, правда, извинился. И попросил не лезть. Забыть.

Ага, что-то дед не походил на того, кто может забыть и простить.

И…

— Потом… когда вместе пошли на ту сторону… он сказал, что иные разговоры стоит разговаривать там, где их никто не может услышать.

То есть, прислуге и дед не особо верил?

С другой стороны… кто-то же прибирал письма, Евдокией Путятичной отправленные. И со звонками телефонными играл. И если могли посадить человека на телефонную линию, то что мешало в дом внедрить?

— Те, кто в доме, большей частью пришлые. Да, наняты. Мы платим и неплохо. Служат они не один год, и не могу сказать, что работают плохо. Но вот верить… были моменты… — Тимоха потёр ногу.

— Болит?

— Немного. Но здесь легче. Мне бы на ту сторону, но пока нельзя. Не выдержу. А тут ничего… спокойный фон. Я всем так и говорю, что медитирую.

Ага.

А одеяла-то старые, но крепкие. И сало вон брусочками ровными, солью пересыпано. Оно и правильно. С салом и медитировать легче.

— Орехов надо будет ещё. Они питательные. Шоколад, — вношу предложения. — И… что?

— Очень конкретный вопрос.

— Не смейся.

— Порой только и остаётся, что посмеяться… ну или свихнуться от жалости к себе, — Тимоха переложил ногу. — Из моей комнаты исчезли письма. Когда… я вляпался. Сперва я и не заметил. Не до того было. Пока одно, другое… пока вообще соображать начал хоть что-то. Я бы, честно говоря, и не заметил. Но приятель мой один, из старых, звонил. Интересовался, что я думаю по его предложению. А я ж не помню этого предложения. Спрашивать начал… оказывается, в тот день я от него письмецо получил, и там это вот предложение… он его, конечно, озвучил опять, но мне стало интересно. Я и перебрал всю почту. Вот только не нашёл. Ни этого письма, ни других за те дни. Три дня, Савелий. Три дня и ничего… даже газет. Почему? Татьяну спросил. Та говорит, что не брала. Что ей не до писем было, что она вообще думала, что меня похоронит. Какие письма… потом знаю, что комнату обыскивали и не единожды. Скорее всего и раньше тоже, но я тогда-то особо не обращал внимания. Это уже после писем насторожился… и кстати, нашёл. То, от приятеля. И ещё пару за те дни. В книге, которую читал… тот, кто устраивал обыски, знал, как и что делает. Скажи я кому, списали бы на болезнь, ослабевший разум и всё такое… взял письма и потерял. А потом нашёл…

Логичное объяснение. Очень.

Вот только все ли нашёл?

— А ещё он знал, как сделать так, чтоб следов не осталось ни для человека, ни для тени. Буча, может, и ослабевшая, но почуяла бы чужака. А так… мелочь разная. У меня память… — Тимоха прижал палец к голове. — Своеобразная. Людей, так не очень запоминаю… даты вот не могу, а картинку если захвачу, то очень точно. Танька говорит, что я не нормальный, но я просто люблю, когда всё лежит там, где должно. А вещи двигали. Положили почти там, но не там.

М-да.

И верю братцу. Не как себе, но вполне охотно.

— Деду говорил?

— Хотел, но… думаю, он и так знает, что за нами приглядывают. Романовы или ещё кто.

— Воротынцевы?

— Могут и они, — Тимоха поморщился. — Являлись как-то… предлагали вассальный договор. Покровительство оказать. И Таньку сватали за кого-то там из своих… они многих подмяли, но большею частью слабосильных. Вот и решили породу улучшить.

И главное, опять спокойно так, будто о деле в принципе обыкновенном.

— Дед не согласился?

— А то… нашёл этих, Весновских. Тоже далеко не сразу, а тут вот… теперь и вовсе… мои две невесты, Танькин жених… для света это клеймо, считай.

— Две?

— Мне уже двадцать шесть, Савка, — Тимоха глядит с обычною своею насмешкой. — В этом возрасте обычно не только жену, но и пару-тройку детишек имеют. А я вот…

Правду говорит.

Имеют.

И жену. И детей. И об этом я как-то прежде не