Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

В чертежной зале было с десяток учеников, все сидели без дела – сейчас никто не работал, ведь не было больше Старого Архитектора, а без него – с кем обсудить проект? – и я сообщил, что Энея хотела бы собрать нас всех в музыкальном павильоне. Никто не возразил. Похоже, все приняли как само собой разумеющееся, что шестнадцатилетняя девочка просит девяносто человек (и все – старше нее) собраться в разгар рабочего дня. Более того, учеников обрадовало известие, что она вернулась и взяла заботу о них на себя.

Из чертежной залы я направился в библиотеку, где провел столько счастливых часов, а потом заглянул в конференц-зал, освещенный четырьмя встроенными в пол светопанелями, и сообщил о собрании всем, кого застал там. Крытый переход привел меня в театр, там Старый Архитектор по субботам показывал фильмы. Стоило мне туда заглянуть, как меня тут же начинал разбирать смех. Обстановка была весьма торжественная: толстые каменные стены, крыша, наклонный пол, покрытый потертым красным ковром, фанерные скамьи с красными подушками, сотни белых рождественских гирлянд на потолке. Когда мы с Энеей только прибыли в Талиесин, мы были изумлены, узнав, что Старый Архитектор требует, чтобы ученики и их родственники «одевались к обеду» – причем исключительно в старинные смокинги с черными галстуками, совсем как в исторических голофильмах. Женщины непременно должны были надеть старинное вечернее платье. Те, кто, путешествуя через порталы или Гробницы Времени, не захватил с собой вечерний костюм, снабжались одеждой из собственных запасов мистера Райта.

В первую же субботу Энея вместо выданного ей вечернего платья надела к обеду черный смокинг, белую рубашку и черный галстук. Посмотрев на весьма выразительную физиономию Старого Архитектора, я ни на секунду не усомнился: сейчас он неминуемо вышвырнет нас из братства и изгонит в пустыню, но возмущение на его лице почти тут же сменилось улыбкой, а через несколько секунд он уже весело смеялся. С тех пор он ни разу не просил Энею надеть что-нибудь другое.

После официальных субботних обедов мы слушали музыку или смотрели кино – древние фильмы, снятые на пленку, которые крутил специальный аппарат. Это было все равно что наслаждаться пещерным искусством. И мне, и Энее нравились фильмы, которые подбирал мистер Райт – пленки двадцатого века, многие еще черно-белые, – и по причине, которую он никогда не объяснял, старик предпочитал смотреть их с титрами, прыгавшими на экране.

Сегодня театр был пуст, рождественские гирлянды погашены. Я поспешил дальше, из комнаты в комнату, из здания в здание, созывая учеников, рабочих и всех, кто попадался мне на пути, пока не встретил у фонтана А.Беттика. А тогда мы присоединились к толпе и двинулись к музыкальному павильону.

В павильоне был большой, просторный зал с широкой сценой и шестью рядами зачехленных кресел – по восемнадцать в каждом ряду. Стены обшиты панелями красного дерева (Старый Архитектор вообще любил красный цвет). На застеленной красным ковром сцене – рояль и несколько цветов в кадках. Над головой, на каркасе из стальных прутьев и деревянных балок, – белый брезент. Энея рассказывала, что после смерти первого мистера Райта брезент заменили на пластик – хлопот меньше. Но когда пришел наш мистер Райт, пластик убрали, убрали и стекла в чертежной зале – и вновь вернулся приглушенный свет, сочившийся сквозь белую ткань.

Мы с А.Беттиком остановились у дальней стены. Пришедшие, тихо переговариваясь, занимали места, кое-кто остался стоять в проходе. Когда Энея, раздвинув занавес, выбежала на сцену, все разом умолкли.

Акустика в музыкальном павильоне мистера Райта была хорошая, а Энея и без того обладала способностью говорить, не повышая голоса, но так, чтобы ее слышали все.

– Спасибо, что пришли. Я думаю, мы должны поговорить.

С пятого ряда тут же поднялся Джев Питерс, один из старейших учеников.

– Ты уходила, Энея. Снова в пустыню. – Девочка кивнула. – Ты беседовала с львами, тиграми и медведями?

Никто не захихикал, не зашушукался. Вопрос был задан вполне серьезно, и все девяносто человек столь же серьезно ожидали ответа. Здесь я должен кое-что объяснить.

Все началось с «Песней» Мартина Силена, написанных больше двух столетий назад. В повествовании о паломничестве на Гиперион, о Шрайке, о битве человечества с Техно-Центром объяснялось, как первые киберпространственные сети превратились в планетарные инфосферы. В эпоху Гегемонии ИскИны Техно-Центра, используя нуль-порталы и мультилинии, объединили сотни инфосфер в единую, тайную, межзвездную инфосферу, названную мегасферой. Но согласно «Песням», отец Энеи – кибрид Джона Китса – добрался в бестелесной форме до центра мегасферы и обнаружил, что существует еще одна, большая инфосфера, протянувшаяся, возможно, за пределы нашей галактики, – метасфера, в которую даже ИскИны не рискуют заглядывать, потому что она полна «медведей, тигров и львов» – это слова ИскИна Уммона. Эти самые существа – или интеллекты, или боги, кто их разберет, – тысячу лет назад похитили Землю и перебросили сюда, пока ее не успел уничтожить Техно-Центр. Эти вот львы, тигры и медведи были незримыми стражами нашей планеты. Никто из братства никогда не видел ни одну из этих сущностей, никто с ними не говорил, никто не имел твердых доказательств их существования. Никто, кроме Энеи.

– Нет, – ответила девочка, – я с ними не разговаривала. – Она опустила глаза, словно смутившись. Она вообще всегда очень сдержанно говорила на такие темы. – Но, мне кажется, я слышала их.

– Они говорили с тобой? – спросил Джев Питерс. В зале повисла тишина.

– Нет. Этого я не сказала. Я просто… слышала их… Совсем немного, это – как если бы вы случайно подслушали чей-то разговор за стенкой…

Многие заулыбались. Толстыми в домах Талиесинского братства были только наружные стены, а перегородки между спальнями – исчезающе тонки.

– Ладно, – сказала с первого ряда Бетс Кимбол, наш шеф-повар – дородная, рассудительная женщина. – Расскажи нам, о чем они говорили.

Энея подошла к самому краю покрытой красным ковром сцены и оглядела собравшихся.

– Сейчас скажу. У нас не будет больше продуктов и товаров с индейского рынка. Он исчез.

Казалось, в павильоне взорвалась граната. Когда гомон немного стих, вперед выступил Хасан – один самых сильных строительных рабочих.

– Что значит «исчез»? Где же мы будем доставать еду?

Для паники имелись все основания. При первом мистере Райте, в двадцатом веке, лагерь братства в пустыне располагался километрах в пятидесяти от крупного города Феникс. В отличие от висконсинского Талиесина, где во времена Депрессии ученики сами выращивали злаки на плодородных землях, попутно работая на строительстве мистера Райта, этот лагерь полностью зависел от Феникса – ученики ездили туда за продуктами и прочими необходимыми вещами, они выменивали их или покупали на бумажные деньги. Старый Архитектор всегда полагался на щедрость клиентов и жил в долг, из месяца в месяц.

Но рядом с нашим лагерем никаких городов не было. Единственная дорога – две засыпанные гравием колеи – уходила на запад, в пустоту. Я это знал, ведь я облетал окрестности на катере и обследовал на автомобиле. Но километрах в тридцати от лагеря еженедельно собирались индейцы, и мы выменивали на разные безделушки провизию и подручные материалы. Так было задолго до нашего с Энеей прибытия на Землю, и, видимо, все обитатели Талиесина считали, что так будет всегда.