По ту сторону жизни - Екатерина Лесина

Протянула руку, коснувшись щеки инквизитора… этак она его изнасилует самым циничным образом. И не то чтобы мне было так уж жаль, в чужую жизнь я не лезу, но… сдается мне, что эта вот страсть, с которой он борется — борется, я вижу — слегка искусственного происхождения. А если я чего не люблю, так это подчиняющих зелий во всем их многообразии.

Когда кузина потянулась, явно желая приступить к активным действиям, я не выдержала.

— Бу, — сказала я, отпуская потолок.

Тело двигалось… легко двигалось. Кувырок в воздухе. Легчайшее касание пола пальцами и… Кузина отшатнулась. Орать не стала, уже хорошо… опыта набирается?

А Диттер моргнул и взгляд перевел. На меня… такой вот затуманенный, одурманенный взгляд…

— Я. — Я широко улыбнулась, только теперь вид клыков не произвел на кузину впечатления.

— И хорошо… — сказала она, ткнув в дознавателя пальцем. — Упокой ее. Видишь, она опасна…

Я? Да я при всей стервозности своего характера, во многом воспитанного дорогими родичами, никого никогда не убивала… а тут…

Белое облако возникло на ладони Диттера… и истаяло.

— Упокой, — нахмурившись, повторила кузина. И подскочив, обняла несчастного. Вот… а если у него сердце не выдержит? Или еще что… люди такие слабые, а этот и вовсе дефективным достался. Послали, кого не жалко, мне теперь переживай. Если штатный дознаватель скопытится, потом доказывай, что не по твоей вине…

— Разве ты не видишь? Она опасна… она нам мешает… мы будем вместе до конца жизни…

От подобной перспективы меня передернуло. И не только меня.

Диттер разжал губы и тихо произнес:

— Бегите… не уверен… что… справлюсь…

Бежать? Да Гретхен Вирхдаммтервег никогда и ни от кого не бегала. Я поступила проще. Шаг. Камин. И бронзовая статуэтка Плясуньи, на лице которой мне привиделась язвительная усмешка. Шаг. И затылок кузины.

Била я аккуратно: дура, но все равно родственница, да и уголовный кодекс опять же… Главное, что эта интриганка, чтоб ее, и глазом моргнуть не успела. Инквизитор моргнуть успел, но и только.

Потом извинюсь. Когда в себя придет… Если придет. Все-таки какой-то он хилый… но увесистый, никак кости тяжелые. Я оттащила Диттера в спальню и принюхалась.

Кровушка, мать ее. Сладкий терпкий аромат, настраивающий на весьма определенные мысли. Рот опять наполнился слюной. Вот же… слюну я сплюнула в фарфоровую вазу на редкость уродливого вида. Историческая ценность, чтоб ее…

Весь этот дом теперь одна большая историческая ценность… а вот на туалетном столике громоздились разного рода склянки. Что еще? Пошарпанный кофр за креслом… как его только не убрали? В гардеробной — пара костюмов, рубашки… белье нижнее крепко ношенное. Носки. Подтяжки для носок… ничего в общем-то интересного…

Я поморщилась. Не то чтобы я рассчитывала обнаружить что-то такое… но гость изрядно утратил загадочности. Вернувшись в спальню, я склонилась над телом. Живой. Сердечко стучит. А вот запах крови поутратил прежнюю сладость, теперь в нем чуялась весьма характерная горчинка. Болеть изволят… и надо, надо будет пригласить целителя, пусть глянет.

Дышал он ровно. А вот в груди клекотало… легкие, стало быть… ага, вон и платок со следами крови обнаружился. Его я сунула в карман — по крови знающий человек многое сказать способен. Мне почему-то казалось, что диагноз Диттеру известен, как и прогнозы, но делиться знанием он не захочет. Люди вроде него отличаются редкостным, порой просто-таки иррациональным упрямством.

Поцеловав инквизитора в лоб — не удержалась, признаюсь, — я перевернула его на живот и стянула запястья шнуром. Подумала, и ноги тоже стянула. А поверх кинула дымку темных пут. Так оно всяко надежней… а то мало ли, что в замороченную головушку взбредет. Как выветрится, отпущу…

Если выветрится.

Эту подлую мыслишку я отогнала: не знаю, на что рассчитывала сестрица, но приворотных зелий А-класса не так уж и много в современном мире.

Сестрицу я тоже связала. Благо портьеры старые, шнуров в них, формирующих правильный облик, хватит на всех родственничков…

И заклятье кинула. Тоже на всякий случай. Рот заткнула. Носком Диттера… а что, хороший, качественный, не простыни же в самом деле портить из-за этакой мелочи… прикрыла пледиком. Не из любви, но пеньюарчик мой несколько сбился, а потому вид у кузины был чересчур уж вызывающим.

Будем считать, что я о девичьей скромности беспокоюсь. Или о моральном облике дознавателя. И вообще…

Полог тишины получился подозрительно легко. И вообще сила стала тише, послушней. Она больше не стремилась выплеснуться, разрушая хрупкие контуры новорожденного заклинания… Красота.

Дверь я заперла на ключ. Вернулась к себе. Переоделась. А то ведь тоже… вид не тот… и пусть стыдливостью я никогда не страдала, но в лаборатории пеньюарам не место.

На рабочий костюм мой никто не покусился. Серенький. Невзрачненький. И парой-тройкой пятен украшен. И давно пора бы новый заказать, но я к этому привыкла. Зачарованная ткань пообмялась, утратила исходную жесткость, которая в первое время здорово меня раздражала.

Запахи… Дыма. И серы. И трав.

Я прижала костюм к лицу. Все хорошо… я ведь жива? Жива, в какой-то мере… и как надолго? Почему именно я? Не отец, не мать, не бабушка, в конце-то концов… а я… последняя из рода? В этом ли дело? Если так, то воскрешение лишено смысла, поскольку детей у меня точно не будет. Плясунья властвует над смертью, но бледноликая сестра ее крепко держит в руках нити жизни. И ночным созданиям…

Так, не хватало расплакаться. Вирхдаммтервег не плачут. И вообще у меня дело есть.