Игра в умолчания - Макс Мах

– Ну, что ж, возможно, и так, но в этом случае вы, сударь мой, прогнулись не по‑детски. Я имею в виду Империю и претендентов. Так быстро сдать позиции означает заранее признать силу княжества. Я бы поторговался немного, даже шлюхи без куража не дают.

– Спасибо за сравнение, – кисло улыбнулся собеседник. – Вторая вероятность основана на том, что княжеская Ставка, возможно, полагает принца Евгения лучшей кандидатурой для Чеана. Тому есть несколько причин, но главнейшая – относительное миролюбие принца Евгения. Сам он не солдат, но притом и не из тех, кто позволит военачальникам определять образ действий Империи. Его вполне устраивает статус кво, и, если Ставка выбрала курс на мир, он подходит чеанцам больше маршала Бёма, который тоже не забыл ту войну, или благоволящей военным княгини Дарии.

«Ставка, – отметил Герт. – Он все время говорит о Ставке, и капитан Волварт – тоже. А где, спрашивается, князь?»

– Я полагаю, существует и третья гипотеза, – сказал он вслух.

– Существует, – кивнул безымянный собеседник. – У Чеана могут быть собственные мотивы, чтобы помешать госпоже Ферен предъявить права на трон. Не помочь другому претенденту, а именно воспрепятствовать ей. Это странно, но исключать такую возможность мы не можем. Впрочем, быть может, известное вам лицо знает больше. Если так, маршал будет весьма благодарен за любую новую информацию.

– Это все? – Герт уже понял, что волнует Матеуса Бёма, догадывался он и о чувствах, обуревающих маршала. Его должно было страшно раздражать уже то обстоятельство, что кто‑то, возможно, продиктовал ему столь важное решение, даже если это был лучший компромисс из всех возможных.

– Да, – поклонился незнакомец. – Счастливого пути, уважаемый, и вот что еще. Оглядывайтесь иногда, мастер Сюртук, вдруг где‑нибудь, в Савойе или Норнане, увидите в толпе знакомое лицо. Мое, например. Друзья никогда не помешают, не правда ли? Особенно на чужбине…

* * *

Несмотря на то что, по присловью южан, незваный гость хуже северянина, гостеприимство княжеских речников оказалось вполне пристойным, если не сказать большего. Молчаливый матрос проводил компаньонов в крошечную клетушку в носовой надстройке, другие два принесли бочонок пива, полкруга белого сыра, круто посоленного и выкопченного до цвета мореного дуба и такой же дубовой твердости, каравай темного хлеба и низку кровяных колбасок, и все, собственно. Казалось, о них забыли за полным отсутствием интереса. Впрочем, оно и хорошо: Виктор, если честно, ожидал худшего.

– Ремт, друг мой. – Он отрубил кинжалом брусок сыра и потянулся за хлебом. – А как у вас с передвижением по воде?

– Это вы, граф, на ее проточность намекаете? – ухмыльнулся в ответ маршал. – Так я же не нечистая сила, милейший, не бес какой‑нибудь паршивый, прости господи, не демон или нежить, на меня эти глупости не действуют.

– И серебро? – Ада взялась разливать пиво, но, заинтересовавшись темой разговора, вернула на место затычку и повернулась к мужчинам.

– Не отвлекайтесь, баронесса! – Ухмылка Ремта стала еще шире. – И серебро, и чеснок, и освященная вода. Ни‑че‑го.

– Значит, сможешь ночью сходить к Тине?

– Всенепременно!

– Ну, и хорошо. – Виктор взял‑таки ломоть хлеба, а Адель тем временем вернулась к бочонку и кружкам.

– Хорошо‑то хорошо, – покачал головой маршал. – Да ничего хорошего. Мне тоже наливайте, а то вопросы могут возникнуть, а оно нам надо?

– Тогда и сыра возьми, – пожал плечами Виктор.

– Возьму… – задумчиво протянул маршал, взгляд которого неожиданно стал рассеянным. – А вот скажите‑ка, люди добрые, что там не так с князем Чеана? И вообще, кто нынче на престоле в Норнане, как давно и чем знаменит?

– Теодор эй’Вендес, – не задумываясь, ответил Виктор, но тут же сообразил, что его осведомленность устарела почти на три года. – Или уже нет? Он ведь, помнится, серьезно недужил, не умер ли случаем?

– Да нет, жив пока, красавчик, – передала ему большую деревянную кружку Адель. – Так что все по‑прежнему, граф, на Сапфировом троне сидит князь Теодор, вернее, больше лежит, чем сидит, да и не Теодор он вовсе, а как изволят выражаться в герцогстве Решт, Мем Теодоро.

– Так это что, Красавчик Теодоро? – поднял в удивлении брови маршал.

– Все так, – вынужден был согласиться Виктор. – «Тео Красавчик» – Теодор эй’Вендес собственной персоной.

– Но он же болван, прости господи! – всплеснул руками маршал.

– Болван, – согласилась Ада, передавая ему полупустую кружку. – Но он Гарраган по матери и двоюродный брат Ги Тораха. После смерти Карлы и их с Ги Торахом сына Ставка вручила княжескую корону Теодору, так что у власти теперь он. Во всяком случае, формально. У него с возрастом подагра развилась, и еще куча других болезней в придачу. Так что давно уже не красавчик, и да, правит Ставка, а Теодор болеет, но все‑таки жив.

– Чудны дела твои, Господи! – покрутил головой маршал. – Мне тут шепнули знающие люди, что Ставка то ли своего кандидата продвигает, то ли Вернов на слабину пробует.

– Если так, то слабаки нынешние Верны, иначе и не скажешь, но факт: мне тоже намекнули, что не в Тине дело. – Ада выбрала колбаску по вкусу, но ко рту поднести не успела, ее опередил Виктор с вопросом.

– А без тайн никак нельзя? – спросил он в раздражении, ему трудно было оставаться спокойным.

– Никто не идеален, – пожала плечами Ада и откусила кусок колбасы, намекая на то, что, пока у нее полон рот, говорить с ней бесполезно.

– Ладно, – согласился Виктор с очевидным. Если он хотел «разговорить» других, следовало показать пример. – Начнем с меня.

– А может, не надо? – возвел глаза к невидимому небу маршал.

– А куда ты денешься? – Виктору было не до смеха, но он все‑таки улыбнулся. – Баронесса вон ради дела догола раздевалась!

Фраза получилась точь‑в‑точь в стиле Ремта Сюртука, и Виктор мысленно себе поаплодировал. Кажется, прежние способности возвращались к нему гораздо быстрее, чем он