Башня. Новый Ковчег 6 - Евгения Букреева

убийство Караева потрясло больше остального. Он смотрел на пистолет, который она вынула из кармана и положила перед ним на стол, и у него в голове не укладывалось, что Пашина девочка, нет, их с Пашей девочка, могла выстрелить в человека.

— Потому что он… — утихшая было истерика снова подняла голову, но Ника справилась. — Потому что он сначала моего Кира… а потом… моего Петренко…, и я… вот…

— Ну да, ну да, — пробормотал Борис. На какое-то мгновенье в голове мелькнула мысль, что надо бы сказать про Кирилла Шорохова, что парень на АЭС, жив-здоров, но тут же эту мысль вытеснила другая: что будет с Павлом, когда он обо всём узнает. — Ты вот что, — Борис нахмурился. — Ты отцу пока про это не рассказывай. Хорошо?

— Хорошо, — Ника понимающе кивнула, и неожиданно голос её окрасился совершенно детской надеждой. — А вас, дядя Боря, папа за мной послал? Да?

* * *

— Вот же, мать его! Ну и погодка! — едва выйдя на открытую полуразрушенную платформу Северной станции, молодой капитан, командир их отряда, остановился и лихо выматерился. Его слова тут же потонули в вое ветра и грохоте океана. Как и слова самого Бориса, который, подобно капитану, не в силах был сдержать рвущихся на волю не самых цензурных выражений.

За стенами Башни Борис бывал нечасто. В подростковом возрасте им с Пашкой удавалось несколько раз вырваться в океан, сплавать к заброшенному, полуразвалившемуся строению, оставшемуся ещё с допотопных времен (эдакое своеобразное, выдуманное кем-то из мальчишек посвящение во взрослую жизнь) — да и только. Повзрослев и остепенившись, Борис больше собой так не рисковал — мерилом успеха стало другое. И сейчас, оказавшись на воле, он непроизвольно вздрогнул. И было от чего.

Резкий порыв ветра чуть не опрокинул его навзничь. Борису стоило большого труда удержаться на ногах и не схватиться за руку капитана. Борясь с охватившим его страхом и опасаясь выказать его перед крепкими грубоватыми парнями, Борис сделал шаг вперёд, но остановился. Темень вокруг стояла такая, что можно было подумать, что на часах не половина второго дня, а почти полночь, совсем, как тогда, когда он спускался за раненным Павлом, пробираясь почти наощупь за приведшими его на платформу пацанами. Но в ту ночь хотя бы не было шторма. Как сейчас…

Борис оглянулся. Поймал шалую улыбку на круглом лице капитана.

Отряд на Южную полковник Островский выделил небольшой — десять человек, хотя по предварительной договорённости с Павлом речь шла о пятнадцати. Но обсудив наскоро ситуацию с майором Бубликом, который появился в приёмной административного сектора, едва они закончили телефонный разговор с АЭС, полковник передумал. Решил сменить тактику. Борис в эти дела благоразумно не вмешивался.

Командиром отряда Островский поставил капитана Истомина, того самого, что присутствовал на допросе, по виду совсем мальчишку. Борис подозревал, что звание капитана Истомин получил совсем недавно — уж больно ярко сияли звёздочки на погонах, не успели затереться, утратить свою бросающуюся в глаза новизну.

Островский, нимало не стесняясь Бориса, приказал капитану глаз с него не спускать, и капитан, вытянувшись, заученно-бодро отрапортовал: «Есть, товарищ полковник, глаз не спускать!», для верности окатив Бориса ледяным взглядом. Но пока они спускались на лифте, юное лицо капитана постепенно утратило всякую подозрительность и приобрело, видимо, более привычное выражение: юношеский задор и неиссякаемый оптимизм. Из рассказа капитана Борис понял, что он был среди тех, кто нашёл повесившегося Рябинина, и теперь капитан стремился со всеми этим поделиться.

— …мы к нему заходим, а он висит! На ремне! А сам ремень перекинут через крюк. Такой чёрный, здоровенный крюк. Селятин нам потом рассказал, что его под люстру пару дней назад ввинтили. А саму люстру так и не успели повесить.

— Под другую люстру сгодился, — вставил кто-то из парней, а остальные весело заржали. Покойный генерал авторитетом у своих подчинённых явно не пользовался.

— Вот вы ржёте, а я перепугался, — веснушчатое лицо Истомина расплылось в мальчишеской улыбке. — Я покойников страсть как боюсь.

Последние слова капитана потонули в громком гоготе.

Но если покойников капитан, по его словам, и боялся, то сейчас никакого страха он точно не испытывал. Платформа под их ногами ходила ходуном, но Истомин, крепко оперев на широко расставленные ноги своё ладно сбитое коренастое тело, с весёлой лихостью вглядывался в наступающую со всех сторон черноту. Молодость беспечна и безрассудна в отличие от тоскливой и осторожной старости.

— Куда теперь? — крикнул Истомин, повернув к Борису круглое лицо.

Борис вызвал в памяти ту ночь, когда он с двумя мальчишками вытаскивал отсюда Павла. Глаза уже привыкли к темноте, и Борис видел проступающие из густых сумерек три уцелевших, похожих на пеньки, будки — оголовки опор. Четвёртой опоры не было, как не было и той части платформы, которая на неё опиралась. Из трёх оставшихся у двух, тех, что находились ближе к Башне, входы были полностью завалены, и по сути единственной действующей опорой оставалась только самая дальняя слева — именно по ней Борис когда-то, вслед за мальчишками, спускался на нижний ярус.

— Туда! — Борис махнул рукой.

Капитан его понял, кивнул. Повернулся к отряду, стал отдавать распоряжения, перекрикивая разгулявшийся ветер. И только после этого они медленно, гуськом, двинулись в указанном направлении. Истомин шёл последним.

У нужной опоры Борис притормозил.

В какой-то паре метров от неё платформа обрывалась. Был ли это её настоящий край, или океан двадцать с лишним лет назад, наступая, просто отломал здесь часть железобетонного перекрытия, Борис не знал. Да и времени задумываться над этим не было. прямо на него океан с грохотом катил тёмно-зелёные, почти чёрные волны. Мощь стихии завораживала, притягивала взгляд, вызывая уважение и восхищение.

Кто-то толкнул Бориса в спину. Он невольно обернулся. Истомин, замыкающий их процессию, что-то прокричал, яростно махая руками. Слова глохли, захлёбывались в неистовом рёве ветра, но Борис понял: капитан поторапливает его. Вниз, давайте быстрее вниз, говорили его отчаянные жесты. Борис кивнул и, крепко ухватившись за шершавые ржавые перила, двинулся вперёд — в пугающую черноту.

Ступенек под ногами он не видел, но старался ставить ногу ровно, ощупывал целостность опоры под ногами и, только убедившись, что он стоит твёрдо, перекатывал на ногу всю тяжесть тела. За железобетонными стенами гудел океан. Наваливался волнами на конструкцию, проверяя её прочность, словно гигантским кулаком ударял, отчего опора глухо вибрировала, и её дрожание передавалось Борису. Сзади грохотали тяжёлые шаги. Это спускался шедший следом отряд. Слышно было учащённое дыхание парней парой пролётов выше. Борис, несмотря на кромешную тьму, всё же чувствовал себя более уверенно и