Лесная ведьма - Ульяна Каршева

листья и травы подсохли. А чем ближе к ранам-порезам ниже колена, там они оставались влажными. От движения снять их распадались на лоскуты. Мирна старалась убирать растительную нашлёпку осторожно, чтобы – не дай бог! – не причинить боли. Но иногда этого очень хотелось – рвануть прилипший компресс вместе с приставшей к ней сукровицей и выходившим гноем: очень уж нехорошо продолжал браниться школяр. Но ведьма осторожничала и только в душе привычно недоумевала: как же такой видный, писаный красавец может вести себя настолько неприглядно? Смотришь на него, пока рот закрыл – ну не ангел ли! А рот открыл – шипеть да сквозь зубы материться вздумал! – наверное, даже чёрт в аду – и тот краше выглядит!

Траву да листья с нашлёпки ведьма складывала сбоку, на пол, чтобы потом сразу убрать. Сосредоточенная на деле, иногда не слыша злобного бурчания сверху, она успевала пожалеть парня: все травы потребовал убрать! А ведь среди них обезболивающие! Порезы-то у Глеба хоть и неопасные, но глубокие. Оставить их без трав – поначалу ничего, а потом-то взвоют!

Положила очередную часть травяных компрессов рядом, снова повернулась к Глебу – обобрать с ноги мелкие остатки… И получила такой сильный удар в грудь, что грохнулась всем телом на пол. Хорошо – босой ногой бил: сапоги-то с него сразу сняли, как на полати положили. Да только Мирна упала неловко, боком – на руку. Плечо будто взорвалось болью!

Два вскрика: женский от боли и девичий от неожиданности – немедленно привлекли внимание мужчин из горницы, откуда они добежали в заднюю половину избы.

Первым к Мирне подскочил Матвей. Он и стоял-то близко к порогу, чтобы слышать, о чём говорят маги, и поглядывать за тем, что происходит возле печи.

- Что случилось?! – рявкнул Олег Палыч и, жёстко оглядевшись, повелительно протянул руку к ястребу, который с бревенчатой стены оторопело созерцал происходящее. Янис послушно слетел к магу на кисть, одетую в кожаную перчатку.

Пока Матвей помогал Мирне встать, Олег Палыч успел пересказать Мстиславу виденное ведьминым фамильяром.

Мирна, стараясь не опираться на руки Матвея, взглянула на Глеба, чей рот, уродливо изогнувшись, злорадно ухмылялся. И этот рот ведьму изрядно напугал: таким ужасающим она школяра ещё не видела.

И – ахнула, когда шагнул к Глебу Мстислав – и изба будто в мгновение обезлюдела… Такая тишина в ней наступила: после хлёсткой оплеухи мага голова школяра мотнулась, затылком ударившись о печь за спиной. Ошарашенно глядя на Мстислава, который брезгливо потряхивал всей кистью, Глеб всё же быстро пришёл в себя и завыл:

- Вы не знаете, с кем вы… Вы не смеете даже коснуться меня! Я пожалуюсь батюшке – и тогда вы!.. Вас!..

- Бар-чук! – словно сплюнул Мстислав. – Сколько говорил брату, чтобы на границу не слали… - он помедлил, тоже скривив рот, прежде чем презрительно выпалить: - Всяких породистых сынков!

И отвернулся уйти в горницу. Олег Палыч подсадил Яниса на крюк, торчавший между брёвен сруба, и ушёл следом, провожаемый изрыгаемыми проклятиями школяра.

Матвей торопливо довёл (хоть Мирна и не нуждалась в том) ведьму до скамьи, на которой сидела, сжавшись, обомлевшая Дара. Сам же бросился к злющему Глебу, внезапно и вполголоса увещевая разбушевавшегося школяра:

- Глеб Савельич! Не кричите, батюшка!

- Что-о?! – чуть не до потолка взвился тот. – Ещё ты мне указывать будешь, что я должен, а что – нет?!

Но со следующими словами дозорного, сказанными шёпотом, Глеба будто закаменеть заставили:

- Да ведь оба княжича – ладно, если только до суда доведут! А если убьют да под кустом закопают, чтобы не возиться с тобой?! И ладно – ещё закопают! А ежели под кустом живым бросят – зверю да птице на прокорм?! Пока сюда армейские на помощь придут, здесь дела такие, что никто и разбираться не будет, что с тобой содеялось! А с княжичей-то какой спрос будет? Никакого! Утихомирься, батюшка, Глеб Савельич! Не призывай на свою голову гнева старших! Охолонись-ка!

Дозорный был убедителен.

За время, проведённое в избе лесничего, Глеб уже пришёл в себя, и на его лице более или менее заиграли живые краски. Но сейчас он побледнел, сровнявшись цветом лица со скудной побелкой печи. Обескровленными губами он пробормотал, перебивая тихие причитания Матвея, будто пробуя на вкус имена магов вместе с их отчествами:

- Олег… Палыч?.. Мстислав… Никитич?.. О-ох, что я натворил…

Мирна взглянула на Дару, чей рот округлился жалобным бубликом. Девушка, в отличие от школяра, пока ещё не поняла, что именно произошло. Но даже ведьма знала, что среди самых учёных магов на границе, изучая «ту сторону», часто бывают представители царской семьи, которым Глеб сейчас самонадеянно и нахамил. Мирна-то сама давно угадала, кто среди четырёх магов есть кто.

Ведьма тяжело встала со скамьи. Плечо, на которое она неловко упала, побаливало. Но Мирна убрала остатки трав с колена притихшего Глеба, а потом сменила растительную нашлёпку на животе Дары. Подошла к Матвею, который, пригорюнившись, глядел на школяра, отдала ему маленькую миску с натёртыми отварными травами и велела:

- Намажь Максу бок. Не бойся. Не щиплет – Макс злиться не будет.

- А ты куда? – вскинулся дозорный.

- Трав добрать.

Ни на кого больше не глядя, не обращая внимания, но и сама стараясь быть незаметной, она зашла в запечье и забрала с сухих и всё ещё тёплых камней Злюку. Тот ослабел до такой степени, что не протестовал. На выходе ведьма оглянулась и шире открыла дверь. Янис первым вылетел в лес.

«О Максе я позаботилась, - думала Мирна, бредя по лесной тропинке от дома. – Матвей умеет обращаться с зверем, кормил его не раз – справится. А маги помогут собачине силы восстановить. А я… отдохну маленько. Подремать бы…»

Грудь после удара Глеба болела и ныла. Плечо не чувствовалось, пока не сделаешь рукой некоторых движений. Хотелось лечь на что-то мягкое, чтобы удобнее пристроить руку и некоторое время не дышать слишком часто. Но на плече Янис, а в руках обмякший кошак Злюка, переломы которого, туго стянутые лубком, тоже надо бы посмотреть, а пока она их смотрит…

Побрела от тропы в сторону. Сколько шла – не помнила, но притом не боялась заблудиться: ведьма всегда найдёт путь домой по собственным следам, что остаются висеть в воздухе, видные только для неё. Скоро вышла на маленькую полянку и хмыкнула при виде трёх пней с неровной, но удобной для сидения