Песнь для Арбонны - Гай Гэвриэл Кей

Бертран де Талаир встретился с портезийцем Борсиардом д'Андория на травянистом участке в центре сражения, которое смещалось в сторону. Было ясно, что они обменялись какими-то словами, но Блэз находился слишком далеко и не расслышал их. Потом он наблюдал, как Бертран, который ступил на путь бойца более двадцати лет назад, после того, как Аэлис де Мираваль умерла в замке своего мужа, разделался с сеньором Андории с такой легкостью, которая почти превратила в насмешку саму идею поединка. Два удара справа, обманное движение, а затем мимо парирующего удара прямой выпад, и клинок пронзил горло Борсиарда. Это была скорее казнь, чем дуэль, и когда все закончилось, первая мысль Блэза была о том, что Люсианна только что снова овдовела.

Вторая его мысль, когда он увидел, что кораны Андории, как и следовало ожидать, начали бросать оружие и поспешно сдаваться в плен ближайшим солдатам Бертрана, была о том, что теперь ему предстоит кое-что потруднее любого сражения. Он быстро оглянулся в поисках Рюделя и понял, что его друга уже нет рядом. Он не успел этому удивиться. Прямо у него на глазах сражение у озера Дьерн превращалось в бойню.

И ему надо было ее прекратить. Прекратить, хотя воины Арбонны видели отрубленные головы на пиках солдат армии Гораута, все еще видели, как ужасно искалечили певца по имени Аурелиан, и у всех перед глазами стояли мучительные картины сожжения женщин по всему северу их страны. Они не будут склонны проявлять милосердие и сдержанность в тот момент, когда поражение превратилось в победу. Каждый воин армии Арбонны знал, какая судьба ждала бы его и его семью, если бы Гораут сейчас победил.

Блэз понимал, что Бертран ему сейчас не поможет. Герцог, после того как безжалостно расправился с Борсиардом, резко развернулся, пронесся мимо сдающихся портезийцев и подобно смертоносному взмаху косы врезался в ближайшие ряды воинов Гораута. Рядом с ним Валери действовал точно так же.

Блэз пришпорил коня и пустился вслед за ними, стараясь перекричать вопли умирающих и яростные возгласы коранов Арбонны.

— Хватит! — крикнул он. — Бертран, хватит!

Валери придержал коня и оглянулся. Герцог не слышал его, или, если услышал, не обратил никакого внимания. Слева, за центром Гораута, Блэз увидел Фалька де Саварика, который повернул голову в ответ на его крик и поднял руку, потом отвернулся и начал отдавать приказы своим людям. Кораны Мираваля продолжали атаковать, прорываясь навстречу Бертрану, а охваченные паникой солдаты Гораута кружились и вертелись между ними. Теперь неумолимые враги окружали их со всех сторон, а некоторые из их собственных рядов перешли на сторону противника.

Блэз подскочил к ближайшим от него коранам Гарсенка, к тем, которые перешли на его сторону, когда Рюдель поднял знамя.

— Хватит убивать! — приказал он ближним воинам. — Заставьте их бросить оружие! Их не убьют, если они это сделают! — Он был почти уверен, что это правда, но не до конца. В армии Арбонны царило настроение, которое грозило выйти из-под контроля.

Он поскакал дальше, вслед за герцогом Талаирским. Он очень хорошо понимал, что произошло с Бертраном, как ярость битвы могла увлечь самого трезвого человека, и еще он знал, что у Бертрана де Талаира больше причин, чем у любого другого человека, для убийства людей Гораута.

В конце концов именно Тьерри де Карензу на правом фланге, ближе всех находящийся к отрубленным головам и искалеченному телу трубадура, приказал протрубить сигнал, чтобы положить конец этой бойне.

Это сделал Тьерри, и Блэз навсегда запомнил это; он сам был из Гораута, он не смог бы остановить армию Арбонны в тот день.

Даже Бертран придержал коня, когда услышал высокие, чистые, мелодичные звуки рога, взлетевшие над долиной. Это была своего рода музыка среди умирающих и мертвых. Блэз, пробившись вперед, сумел наконец догнать его.

— Бертран, стой, ты должен остановиться. Теперь это только солдаты. Фермеры и крестьяне. Адемар мертв, все кончено. — Герцог Талаирский тогда повернулся и посмотрел на него, и Блэза отрезвило и обдало холодом то, что он увидел в глазах Бертрана.

— Но не я его убил, — медленно произнес Бертран, словно в трансе. В его словах было нечто ужасное.

Блэз сделал глубокий вдох и осторожно сказал:

— И не я, а у меня было не меньше причин. Это не должно иметь значения, Бертран. Для нас обоих. Мы победили. И смотри, люди Гарсенка заставляют остальных сдаться.

Это было правдой. Солдаты Гораута, захватническая армия бога, бросали свое оружие. Блэз увидел, что Тьерри скачет к ним. Еще на ходу он крикнул:

— Мы не должны убивать безоружных людей, Бертран.

— Может, скажешь, почему? Кажется, я забыл. — Глаза у Бертрана оставались неистовыми, невидящими.

— Нет, ты не забыл, — произнес Валери за спиной у кузена. Они повернулись к нему; лицо Валери снова стало спокойным, хотя Блэз видел, что самообладание дается ему с большим трудом. — Ты вовсе не забыл. Ты просто хочешь забыть. И я тоже. Ох, Бертран, я тоже, но если мы это сделаем, мы станем такими же, как те, которых только что победили.

Блэз когда-то сказал то же самое в тишине зала совета. А сейчас они на поле боя, и в голубых глазах человека, к которому обращался Валери, светится безумие. Потом Блэз увидел, как он несколько раз тряхнул головой, словно пытался отогнать от себя что-то. Он понимал, понимал лучше, чем Бертран мог себе представить, как трудно преодолеть ярость битвы и перейти к чему-то другому.

Но когда Бертран снова повернулся к нему и к стоящему рядом Тьерри, Блэз увидел на его лице знакомое выражение.

— Очень хорошо, — произнес герцог талаирский, — мы возьмем их в плен. Есть еще последнее, что нужно сделать, хотя тебе это может быть неприятно, Блэз, не знаю. — Он сделал короткую паузу. — Где верховный старейшина Гораута?

Поразительно, но Блэзу удалось выбросить из головы своего отца; или, может быть, учитывая то, что теперь разлетелось на осколки в этом мире, это вовсе не удивительно. Он повернулся к группе людей, стоящей к западу от них, и увидел в середине своего отца — пешего, но возвышающегося даже над самым высокими людьми.

Гальберт снял свой шлем, или его у него отобрали. Он стоял с непокрытой головой под лучами вечернего солнца. На его лице и на синих одеждах виднелась кровь. Вокруг него образовалось пустое пространство, и, глядя туда, Блэз с опозданием понял, куда исчез Рюдель. Его друг стоял вместе с Гальбертом внутри этого пространства с обнаженным мечом, хладнокровно приставив острие к груди человека, который немногим более полугода назад предложил ему четверть миллиона золотом за убийство Бертрана де Талаира.

И Блэз понял, что здесь сводится еще один счет, пока солнце движется к западу по зимнему небу. Он спросил себя, почему его отец не покончил с собой, чтобы не попасть вот так в руки врагов. Но это была лишь быстро промелькнувшая мысль. Гальберт не тот человек, который предпочел бы подобный выход, и в любом случае бог запрещает такие поступки.

Казалось, в долине воцарилась тишина. На северо-западе появились облака. Он смотрел, как они набежали на солнце, потом уплыли дальше. Теперь, в конце дня и после такого напряжения сил, похолодало. Но все закончилось; звон оружия стих. Люди стонали, кричали от боли в разных концах поля. Это будет продолжаться долго, Блэз это знал. Он вздрогнул.