Джунгар. Обитель духа - Ольга Погодина

– Будь добра, сегодня «Ветви ивы в ожидании осени», – невозмутимо попросила мать. Придворная прическа второго ранга, настроение – осеннее, с намеком на тоску по ушедшему. Госпожа И-Лэнь, бывшая фрейлина императрицы второго ранга, дочь главы провинции Транг, племянница Первого Министра из благородного рода Яншао, знала толк в умении произвести впечатление. Несмотря на отсутствие слуг. Несмотря на вопиющую убогость жилища. Несмотря на то, что им самим приходилось стирать себе одежду и выносить ночные горшки. Ни одной жалобы за все эти четыре года ссылки.

– Прекрасно, О-Лэи! – Мать изогнула кипенно-белую шею, поворачивая голову, чтобы разглядеть прическу. – На днях нужно будет попросить немного басмы, чтобы закрасить седину. Благородная дама не имеет возраста. Запомни это, О-Лэи. И принеси мне шарф – тот, прозрачный. «Ветви ивы в ожидании осени» прекрасно сочетается со всеми осенними цветами.

Черные, как обсидиан, глаза матери цепко оглядели ее.

– Пожалуй, ты еще продолжаешь расти… Это хорошо, а то я уже испугалась, что ты останешься такой крошечной, тебе же уже двенадцать. Впрочем, маленькие женщины хоть и не в моде, но имеют больше шансов на замужество – не так много мужчин любят иметь жену выше себя ростом… Вытащи палец изо рта, О-Лэи! Как можно грызть заусенец! Разве ты какая-нибудь скотница? Вот так. Теперь повернись. Яркие цвета тебе носить еще рановато, а белый так потом трудно отстирать! Давай обойдемся тем, цвета весенней зелени. К нему пойдет прическа «Не тревожьте!» Ведь правда, ты бы не захотела, чтобы тебя тревожили? И снова наденем вот эти гребни с нефритовыми вставками. Чудесно. Этот бледно-зеленый очень идет тебе, ты в нем похожа на водяную фею чани – из тех, что живут один день, хоть это и грустно, но так прекрасно…

– Мама, сколько прошло времени с того, как он уехал? – О-Лэи знала, что этот вопрос нельзя задавать, но утерпеть не могла.

– Сорок семь дней, – ровно ответила госпожа И-Лэнь. Ее пальцы, закреплявшие гребень на голове девочки, слабо дрогнули.

– Тогда… Тогда скоро мы…

Лицо матери вмиг оказалось рядом с ее, широко распахнутые черные глаза обожгли.

– Молчи. Молчи, если хочешь жить. Если хочешь, чтобы твой брат жил.

О-Лэи невольно обернулась туда, где безмятежно сопел пятилетний Бусо, ее брат. Который уже ничего не помнит, кроме этого глинобитного дома в горах. Не помнит, как отец вернулся победителем величайшей из битв, как копыта его коня утопали по бабки в цветах, брошенных на дорогу в его честь.

– Извини, мама.

Ей стоило больших усилий, чтобы голос не задрожал.

– Вчера я встретила женщину-шэ, – помолчав, сказала госпожа И-Лэнь. – Я возвращалась из храма, где молилась о… Мы шли с другими паломницами обратно. Та женщина сидела у дороги. Она была так грязна, по ее слипшимся волосам ползали насекомые. Боюсь, я подобрала подол платья, чтобы обойти ее. Правда, я бросила ей монетку. Тогда та женщина ухватила меня за подол и сказала: «Завтра ты начнешь новый путь. Та монетка, что ты дала мне, покатится к самой высокой горе в Пределе Печали. Но те вши, от которых ты хотела себя уберечь, поселятся в одеждах твоей дочери».

– Я никогда не опущусь до этого, мама. – О-Лэи вздернула подбородок. – Лучше умереть.

– И я скорее умру, чем допущу это, – очень официальным тоном произнесла госпожа И-Лэнь. – Всегда помни, кто ты, О-Лэи. Всегда помни: в тебе течет кровь императоров, прямых потомков Синьмэ. Ты – дитя двух благороднейших родов Империи. Ты – дочь Фэня из рода Дафу, величайшего стратега всех времен.

На последнем слоге голос женщины зазвенел, она сглотнула.

– Я помню, мама, – прошептала О-Лэи. – Всегда буду помнить.

Мать прижала ее к себе, и какое-то время они сидели в тишине. А потом в дверь постучали.

– Господин убэй Тян вернулся и просит вас спуститься в зал, – прокричал через дверь чей-то голос. Сердце О-Лэи ухнуло куда-то вниз и сейчас трепыхалось где-то внизу живота, изнемогая от понимания, смешанного с остатками надежды.

– О-Лэи, возьми Бусо и закрой лицо, – приказала госпожа И-Лэнь. Она подошла к зеркалу и принялась поправлять практически незаметные глазу изъяны макияжа. Ее лицо было совершенно неподвижным под толстым слоем белил, изящный разрез глаз подчеркнут тушью тонкой линией, достигавшей висков. Губы выкрашены в цвет сливы в полном соответствии с дворцовой модой. Все в ней, казалось, кричало о неподобающем обрамлении для этого великолепного средоточия женской красоты и изящества. Госпожа И-Лэнь оглядела дочь, поднявшую на руки заспанного мальчика, качнула головой, одобряя открывшуюся картину, и поднялась.

«Ах, какой выход! – с невольным восхищением подумал господин Ожанг, новый глава рода Дафу, глядя, как его невестка с детьми входит в просторный приемный зал дома убэя Тэня. – Эта женщина аристократка до мозга костей. Каков выбор одежд для себя и дочери – нежная весна и ранняя осень, где об увядании говорит лишь разлитая в воздухе грусть, неясное ожидание… Девочка трогательна, как фея, – с сонным ребенком на руках. И оттеняет изысканность мизансцены, заставляет уловить (или отыскать?) какой-то невысказанный, смутный намек. Какая женщина! Она будет умирать не менее величественно, чем в эту минуту. Такие становятся императрицами. И теперь она в моей власти…»

Увидев его, госпожа И-Лэнь ничем не выдала своего изумления. Негромким, мелодичным голосом с безукоризненным столичным выговором она произнесла положенные приветствия – ровно отмеренная дань вежливости, ни словом больше – и замерла. Девочка за ее спиной молчала, молчал и ребенок, все еще растерянно хлопая длинными ресницами. Тишина затягивалась. Госпожа И-Лэнь позволяла ей длиться и длиться, заставляя их почувствовать себя неловко.

– Высокородная госпожа, я, право, не знаю, как сообщить вам нашу скорбную весть, – наконец, не выдержав, промямлил убэй Тян. От него, убэя приграничной провинции, никто и не ждал особых манер, но убэй Тян был возмутительно неотесан. Он и обычно-то говорил, будто сплевывал, из-за какого-то дефекта гортани, а сейчас, выступая в несвойственной ему роли, был и жалок, и косноязычен.

– Мой муж убит? – спокойно спросила госпожа И-Лэнь. Ее напудренное и набеленное по всем канонам лицо придавало ей сходство с масками театра ду-фу, где реплики актеров подаются из черной дыры на месте предполагаемого рта. Ее губы тоже почти не шевелились, усиливая ощущение пантомимы. И одновременно ощущение, что именно здесь и сейчас разыгрывается великая драма, достойная лучших поэм эпохи Шань.

– Нет, нет, его никто не убивал, – в ужасе воскликнул убэй Тян. – Боюсь, уважаемый господин Фэнь не перенес тяжестей дороги.

– Это сказано о победителе двенадцати битв? – Госпожа И-Лэнь позволила себе слегка приподнять бровь.

Убэй на этом совсем замешкался и что-то невразумительно пробормотал.

– Разумеется, меня сразу известили, дорогая сестра, – вступил в разговор господин Ожанг. – Как печально! Я оставил все свои дела, чтобы прибыть сюда одновременно, дабы ты имела возможность отдаться скорби в узком кругу, как и полагается даме твоего ранга.