Предатель - Энтони Райан

— Я делала то, что требовали от меня Серафили! — отрезала она так громко, что ребёнок в её руках завопил вдвое громче. Раздражённо вздохнув, она крепче прижала его и стала мягко покачиваться из стороны в сторону, шепча успокаивающие слова. — Тс-с-с, Стеван. Мамочка и папочка просто играют.

Внезапно то, как Эвадина держит его на руках, показалось мне отталкивающей, отвратительной пародией на материнство.

— Что ты ему расскажешь? — спросил я и застонал, поднимаясь на ноги. — В будущем? Как его мать начала Второй Бич, который клялась предотвратить?

— Нет, — резким, но спокойным голосом ответила она. — Я расскажу ему правду. Что его отец когда-то был добрым человеком, но еретики-каэриты совратили его на путь зла. И поэтому я покарала их огнём и мечом за их преступления, за то, что лишили меня человека, которого я любила, и за их пагубное служение Малицитам. Но начну я с той ведьмы, которую ты так любишь.

От отчаяния я устало поник, качая головой.

— Ты добьёшься только своего уничтожения. Ты не знаешь, кто она такая, и что сделают каэриты, если ты причинишь ей вред. Уилхем погиб, убив Вирулиса, ты это знала? Тебе всё равно? С каждым шагом на этой дороге хаоса ты порождаешь мстительных врагов. Всё кончено, Эвадина, ты просто ещё этого не осознала.

Она одарила меня взглядом, в котором смешались жалость и смирение, и укачивала ребёнка на руках, пока его крики утихли.

— Ты забываешь, Элвин, я видела, что грядёт. Я видела, как ведьма горела. Видела, как армии, затмевающие Восходящее войско, несут моё знамя за тысячи миль праведных завоеваний. Аскарлия, восточные королевства, земли за южными морями — все будут объединены в Ковенанте. Это будет его миссия, со временем.

Она подняла Стевана, и одеяло упало, открыв счастливое личико, а его стоны, раздававшиеся несколько секунд назад, внезапно забылись. Его щёки раздулись, он захихикал и замахал руками в мою сторону.

— И я видела тебя подле него. Поэтому я не убью тебя, Элвин. И вряд ли я смогла бы, поскольку моя любовь не умирает так легко, как твоя.

«Вот бы мама была здесь и посмотрела на это…».

— Никогда, — зашипел я на неё, когда это виде́ние с болью возникло в моей голове. Я подумал, что дарованный мне проблеск будущего вполне может быть отражением её виде́ния. Но там, где она видела чудесный триумф, я увидел лишь судьбу, которой решил избежать. — Я не буду принимать участия в этом походе. Я уже прошёл по этой дороге, и вот куда она нас привела.

— К порогу славы. — Эвадина мрачно улыбнулась и, прижав губы к головке Стевана, положила его в колыбельку. — Со временем это будет его слава.

Выпрямившись, она повернулась и выкрикнула приказ, отчего сержант с разбитым носом поспешно отодвинул полог палатки.

— Отведите лорда Писаря к его ведьме. Даже такая, как она, перед законной казнью должна иметь возможность получить утешение от друзей. И когда будете складывать костёр, сложите его повыше. Мы сожжём её на рассвете.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Ведьму содержали в почерневшем и частично лишённом крыши постоялом дворе, который представлял собой единственное здание, сохранившееся среди развалин деревни Амбрисайд. Дома и мастерские теперь были сожжены, либо снесены до основания, а все переулки завалены битой посудой и обломками мебели. Я не видел тел, а это значит, что Лорайн мудро приказала жителям укрыться в за́мке. К моему удивлению, когда меня втолкнули в здание, в тёмном бардаке я увидел свет, блеснувший на ряде бутылок за стойкой. Любая другая армия разграбила бы и пропила всё это, но только не Восходящее войско.

— Нам приказано не проливать твоей крови, предатель, — проворчал мне сержант со сломанным носом. Попытку запугивания несколько смазала гнусавость, с которой он теперь говорил. — Но это не значит, что я не сломаю молотом тебе ноги, если только шаг сделаешь за эти стены.

— Ты, скорее всего, завтра умрёшь, — сказал я ему, морщась от боли в груди. — Подумай об этом, когда будешь складывать костёр.

Он снова зарычал и отступил, в бессильной злобе зыркая на меня, и громко захлопнул дверь постоялого двора. Осматривая разнообразные тени, я не увидел никакого движения, которое могло бы указывать на присутствие другого человека, и почувствовал укол паники. «Если она уже мертва…». Но тут услышал тихий шорох ткани, и мои глаза заметили движение теней возле холодного и пустого очага. Подойдя ближе, я увидел, что она спокойно сидит на стуле. В отличие от меня, она не была связана, её руки лежали на коленях, открытое лицо тепло и приветливо смотрело на меня.

— Элвин, — сказала она, улыбнувшись, и я увидел пёстрые синяки на её лице.

— Она приказала избить тебя, — сказал я, подходя к ней, и присел рядом на корточки.

— На самом деле нет, — сказала она. — Когда я появилась, её последователи несколько возбудились. Её капитанам пришлось меня спасать. В конце концов, какой прок от мёртвой заложницы? — Она снова улыбнулась и указала в тень за моей спиной. — Где-то там есть ещё стул, если хочешь ко мне присоединиться.

— Да. Но сначала… — я поднялся и направился к бару, — пожалуй, я бы выпил.

После нескольких попыток мне удалось сбросить одну из бутылок, и я опустился на корточки, чтобы связанными руками достать один из осколков стекла. — Мне пришло в голову, — проворчал я, водя краем осколка по верёвке на запястье, — что я не знаю твоего имени. Называть тебя Ведьмой в Мешке кажется немного оскорбительным, а обращаться к тебе как к Доэнлишь я нахожу слишком формальным.

— Когда-то у меня было имя, — ответила она. — Но сейчас оно ничего не значит. Не стесняйся называть меня, как пожелаешь.

— Нет. — Я зашипел от облегчения, когда стекло перерезало верёвку, и узы свалились. — Так не пойдёт. — Я встал и принялся изучать бутылки, вынимая пробки и нюхая содержимое, пока не нашёл наименее едкое бренди. Подняв с пола два кубка, я вернулся к очагу.

— Ты таким балуешься? — спросил я, поставив кубки на каминную полку, и налил по порции в оба.

— Прошло уже… — она помедлила, нахмурив лоб от подсчётов, — … по меньшей мере два века с тех пор, как я пробовала спиртное. Интересно, улучшился ли вкус.

— Сомневаюсь.

Я передал ей кубок и пошёл искать стул, о котором она говорила. Он оказался плохо сделанным, шатался и скрипел под моим весом. Тем не менее, после дневного напряжения я был благодарен за любое облегчение. Некоторое время мы