Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик

борту также были два пассажира: старый воин, чье лицо немедленно узнало большинство членов экипажа Дарабика; и еще более старая женщина, чей профиль вызвал в их воспоминаниях тревожную, сказочную ноту. Запрещенные портреты, увядающие воспоминания о книжках с картинками, слишком опасных, чтобы их не сжечь.

Воином, конечно же, был сам Исик. Он соскользнул с ялика на палубу, и десятки людей выкрикнули его имя — изумленные, испуганные, сбитые с толку. Затем он и Дарабик помогли подняться даме.

Воцарилась тишина, хотя никто к ней не призывал. Старейшие моряки сотворили знак Древа. Женщина высвободила руки из рук двух мужчин и внимательно оглядела экипаж, прежде чем заговорить.

— Ваши глаза вас не обманывают, — сказала она. — Ваша императрица вернулась, и она будет за вас сражаться. Не ради вашей славы — это чаша, наполненная отравой, — но ради вашего благополучия и благополучия ваших детей. И за справедливость, которая одна может принести их вам. Вы еще не понимаете меня: не имеет значения, вы поймете. А сейчас вы должны подумать только об одном и попытаться его одолеть.

Узурпатор в Этерхорде не любит вас, люди Арквала. Магад Пятый так и не научился любви, хотя и требует ее повсюду. Однажды он попытался полюбить меня, тетю, которая вырастила его как родного. Но его отцом был Повеса, чудовище, которое пыталось утопить его мать, когда она еще носила Магада в своем чреве. Повеса, который из-за клеветы и мятежа отправил меня, свою сестру, в изгнание, убил моего мужа и моих сыновей. Повеса, ненависть к которому в конце концов заставила мать Магада пойти в кузницу в Этерхорде, раздобыть чашу с пузырящимся свинцом и выпить ее залпом.

Маиса подняла руки, словно демонстрируя это. Длинные пальцы без плоти, распухшие суставы, вены. Но ее взгляд был ястребиным, когда она изучала их, и ни один человек на борту не перевел дыхания.

— Выслушайте меня сейчас. Это ненависть отравила нашу жизнь. Магад — зло, да, но его зло началось как язва, и эта язва была порождена ненавистью. Мой брат научил своего сына ненавидеть. Когда они изгнали меня из Арквала, Магад был еще мальчиком, слишком напуганным и сбитым с толку, чтобы распознать ложь, когда он ее слышал. И годы спустя, когда он понял предательство своего отца, Магад все еще был слишком слаб и напуган, чтобы изменить себя. Но он вырос, набросился и убил своего отца, тем самым удвоив ненависть, которую испытывал к себе. Сейчас он восседает на моем троне в оцепенении от ненависти к самому себе и позволяет Тайному Кулаку решать судьбу Арквала. Решите свою судьбу, мои солдаты, и судьбу тех, кто носил бы ваше имя, если бы только вы были там, чтобы их вырастить. И в этом мире работают те, для кого даже Тайный Кулак — всего лишь инструмент, а Арквал — фишка, которую можно поставить в более крупной игре. Я говорю о чародеях. Эта война развязана ими, а не Арквалом. Они стремятся к победам более жестоким, чем самые гнусные мечты Сандора Отта. Для них каждый из вас — всего лишь щепотка пороха. Вы существуете только для того, чтобы быть сожженными. Они очень умны, эти заговорщики. Но ни у кого из них не хватило ума убить Маису из Арквала, и теперь их шанс упущен.

— Я старая женщина, — продолжала она. — Меня до смерти тошнит от гордости, высокого положения и обмана. Но я буду бороться за ваших детей, которые будут любить вас так, как и положено детям. Которые в мирное время будут сидеть у вас на коленях и обожать вас — родителей, кормильцев, строителей мира, в котором стоит жить.

Дом, семья, щедрость любви: во всем этом вам было отказано из-за ненависти. Нам не нужно снова сражаться с Мзитрином. Нам не нужно захватывать Бескоронные Государства. Эта война была разожжена самыми ничтожными умами Арквала из-за ненависти к врагу, который больше не имеет значения. Врагу, который выступает против нас только потому, что мы жестоко сыграли на его страхах.

Она замолчала, кашлянула, сглотнула. Возможно, у нее были проблемы с голосом. Но потом она заговорила снова, так же ясно, как и раньше.

— Конечно, я пыталась вас убедить. Теперь я закончила. — Затем она потянулась к руке Исика и высоко подняла ее, и все, кто смотрел, увидели, как свет лампы пляшет на большом кольце с кровавым камнем на пальце адмирала.

— Этого человека мне не нужно было убеждать, — сказала Маиса. — Он пришел ко мне с той же целью, с тем же огнем. Они тоже предали его, лучшего солдата самого лучшего военно-морского флота во всем мире. Они пытались убить его и его единственного ребенка — Договор-Невесту, Ташу Исик. Он снова поднял мое знамя. И я приняла его как своего принца.

Раздался невольный рев. Затем Исик заговорил в первый раз, прогремев:

— Тишина в рядах!

Маиса отпустила руку Исика. Она шагнула вперед, никем не охраняемая, и посмотрела на них без страха или надежды.

— Это было хорошо сделано: вы только что выполнили приказ адмирала вашего флота. Но взгляните еще раз: у него нет власти, если только вы сами не решите ее дать. Как и у меня: без вашей клятвы я ничто. Если вы поддержите меня, вы поддержите Арквал, который нас всех учили беречь, и однажды этот хрупкий мир поблагодарит вас. Но имейте в виду: возможно, это наша единственная награда по эту сторону небес. Я не могу обещать победу, но я могу обещать свою душу. Я Маиса, ваша императрица, и я никогда ни в чем вас не обману. Но вы должны решить, верить мне или нет — и вы должны решить это здесь и сейчас. Сделайте правильный выбор, люди Арквала. В своих руках вы держите весь мир.

С этими словами императрица опустила глаза. Команда стояла так неподвижно, что Исик слышал, как волны плещутся о скрытые туманом рифы.

Затем молодой парень, заикаясь, произнес: «М-Маиса!» — и плотину прорвало, все они подхватили ее имя и дело, и ни одна душа не сдержалась. В глазах мужчин Исик увидел блестящее возбуждение, голод, настороженность и надежду. Клянусь Древом, подумал он, они ждали ее все эти годы.

Толпа на Рабской Террасе становилась все более многочисленной и беспорядочной. Несколько молодых людей бросали камни в частокол, где солдаты Арквала ждали своей смерти. Никто толком не отвечал за порядок, но просочился слух,