Восхождение - Дрю Карпишин

Он снова запечатал пакетик и осторожно уложил под фальшивое дно чемоданчика. Потом агент поднялся, сходил в душевую и вернулся назад с лезвием бритвы. С его помощью Грейсон разделил кучку красного песка на две длинные, узкие полоски.

Невидимка захотел отдать Джиллиан в проект «Восхождение», чтобы «Цербер» получил доступ к самым новейшим достижениям Альянса. И Невидимка всегда добивался желаемого.

У Грейсона не было иного выбора, кроме как повиноваться, но он все равно тяжело перенес расставание. В течение целых десяти лет эта девочка была важной частью его жизни. Ему хотелось вновь видеть ее улыбку по утрам и укрывать ее одеялом перед сном. Ему не хватало тех редких моментов, когда она разбивала незримую стену, отделявшую ее от реального мира, и проявляла к своему отцу истинную любовь. Но, как и положено родителям, Грейсону приходилось ставить благополучие ребенка превыше своих привязанностей.

Джиллиан было хорошо в Академии. Ученым удалось прорваться сквозь многие ограничения, прежде сковывавшие исследователей в области биотики. Они добились грандиозных успехов, намного превосходивших все, до чего могли самостоятельно дойти в «Цербере». И только в Академии Гриссома девочке могли правильно установить усилители революционно нового, четвертого поколения.

Была и другая причина, требовавшая отправить туда Джиллиан. Это был наилучший способ для «Цербера» получить доступ к исследованиям абсолютного предела биотических способностей, достижимого для людей. Способностей, которым предстояло стать могучим оружием в войне, ведущей к неизбежному возвышению человечества и Земли над всеми расами галактики. Джиллиан, как и ее отцу, предстояло сыграть свою роль в планах Невидимки. И однажды, надеялся Грейсон, люди станут превозносить его дочь как героя их цивилизации.

Он все это понимал. И принимал. Так же как принял и тот факт, что сам стал простым мальчиком на побегушках, посредником, позволяющим ученым «Цербера» при необходимости получать доступ к Джиллиан. К сожалению, легче от этого не становилось.

Существуй такая возможность, он бы каждую неделю навещал ее в Академии. Но Грейсон понимал, что Джиллиан плохо переносит постоянные визиты; ей была нужна стабильность в жизни — девочка с трудом справлялась с последствиями волнений и сюрпризов. Поэтому он старался держаться на расстоянии и не думать о дочери. Это позволяло легче переносить одиночество и давало возможность хоть немного приглушить постоянную боль, поселившуюся в его сердце.

Но иногда не думать о дочери было невозможно — как сейчас, например. Осознание того, что они скоро снова увидятся, наполняло все его мысли беспокойством о том, какие страдания вызовет их новое неизбежное расставание. В такие минуты боль ничем нельзя было унять. Во всяком случае, если не прибегать к помощи наркотика.

Наклонившись на стуле вперед, он прижал пальцем левую ноздрю и втянул в себя первую дорожку красного песка. Затем он поменял ноздри и вдохнул вторую. Мелкая пыль обожгла слизистую и заставила его прослезиться. Распрямившись, Грейсон заморгал и вытер глаза. Схватившись за подлокотники, он сжал их с такой силой, что суставы побелели. Агент слышал, как медленно и тяжело бьется его сердце: бум… бум… бум. Оно успело ударить лишь три раза, прежде чем Грейсона подхватила волна эйфории. В течение нескольких минут он катался на ней, закрыв глаза и покачивая головой.

Наконец он тихо, гортанно застонал от невыразимого, чистого блаженства.

Влияние первой дозы быстро улетучивалось, но Грейсон боролся с желанием втянуть еще одну порцию. Он чувствовал, как неприятные эмоции — панический страх, одиночество — по-прежнему рыщут в темных закоулках его сознания, но мягкий наркотический жар на время отпугнул их своим светом.

Мужчина открыл глаза, отметив, что комната словно окрасилась в розовый цвет. Это был один из побочных эффектов красного песка, хотя и не самый значительный из них.

Тихо и беспричинно посмеиваясь, он откинулся на спинку стула, балансируя на двух ножках. Его взгляд метался по комнате в поисках хоть чего-нибудь подходящего, пока не остановился на бумагах, брошенных на пол.

Стараясь не опрокинуться, он протянул к ним левую руку и щелкнул пальцами. Бумаги зашуршали, словно подхваченные ветерком. Грейсон постарался сосредоточиться… непростая задача, когда нежишься в красных облаках. Еще секунда, и он провел ладонью по воздуху. Бумаги взметнулись с пола, закружив по каюте.

Грейсон удерживал их в полете столько, сколько могли позволить его временные биотические способности, вызванные наркотиком, и документы плясали вокруг него, словно палые листья в грозу.

Но когда семь часов спустя в его дверь постучала Эллин, он снова был абсолютно трезв. Он даже успел поспать пару часов, принять душ, побриться и прибраться в каюте, уничтожив все следы красного песка.

— Мы прибудем через час, мистер Грейсон, — напомнила стюардесса, протягивая выстиранную и выглаженную одежду.

Благодарно кивнув, агент принял свои вещи и закрыл дверь. Вновь оставшись в одиночестве, он еще раз проверил, чтобы в каюте все было чисто.

«Вот в чем отличие между опустившимся наркоманом и тем, кто потребляет в меру, — сказал себе Грейсон, начиная одеваться. Его пальцы больше не дрожали, застегивая пуговицы. — И тому и другому нужна доза. Но тот, кто сохраняет разум, всегда старается скрыть свое пристрастие».