Основной закон-2 - Дмитрий Николаевич Матвеев

- Я смену сдал, пойдем.

Синичкина обернулась. Валерик подошел почти неслышно, уже одетый в свой обычный китайский пуховик и откровенно страшные, но зато неубиваемые ботинки. Девушка открыла было рот, чтобы объяснить ботану своё положение, но тот не дал ей и слова сказать:

- Идем, машина ждет.

И, не давая ей времени на раздумья, подхватил под руку и потащил не к лифту, а к лестнице. Ответил на незаданный вопрос:

- Так быстрее. Да и машина с этой стороны, тебе по морозу меньше бежать.

Недалеко от служебного входа стояла сильно подержанная праворульная «Тойота». За рулем сидел тот самый хирург, которого ботан фамильярно называл Вовчиком.

- Он мне должен за сегодняшнюю ночь. Это – частичная компенсация.

Вера кивнула, это было понятно. Она даже не успела ощутить холод, за несколько секунд перескочив из тепла больницы в тепло салона иномарки. Едва закрылись дверки, как машина тут же тронулась с места.

- А куда мы едем? – спросила она Валерика минуту спустя.

Вопрос был для неё, что называется, животрепещущим. Явиться домой в таком виде было невозможно: мать начнет выпытывать, где она была, что делала, да куда вещи дела. Пересказывать же все события прошедшей ночи не было ни малейшего желания. Мало того, что не поверит, так еще и закатит нотации на целый час. Ехать за вещами тоже не хотелось. Как там знатно грохнуло, когда она убегала! Наверняка что-то ценное разбили. А теперь запросто могут свалить на неё. Мол, напакостила, и сбежала. И поди, отбейся потом! Когда речь пойдет за деньги, все так называемые подруги тут же рассосутся, словно их и не было никогда.

Эти соображения промелькнули в голове девушки за считанные мгновения. Она даже начала прикидывать, как объяснить всё это ботану и тормозу, и не сразу въехала, когда он коротко ответил:

- Ко мне.

Мысли Веры окончательно смешались. Она даже немного запаниковала: вот так, резко и безапелляционно, никто никогда за неё не решал. Даже мать не рисковала говорить с ней в таком тоне. Одно время, наслушавшись подружек на работе, пыталась. Но, нарвавшись на жесткую конфронтацию, отступилась.

Синичкина потерялась. Она не представляла, чего ждать от парня. Вроде, тормоз и ботан, весь погруженный в учебу. Но кто знает, как он себя поведет на своей территории. Ещё начнет приставать, лапать, лезть с поцелуями. И особо не отвертишься – сама ведь пришла.

Толком испугаться она не успела: машина остановилась в незнакомом дворе. Вера и не думала, что в центре города – ну, почти в центре – еще осталось такое! Старое трехэтажное здание с облупившейся штукатуркой, застарелой вонью из подвалов и деревянными ступенями лестниц.

Машина умчалась, едва лишь высадив своих пассажиров. И девушке ничего не оставалось, как следом за ботаном подниматься наверх. Ступени скрипели, свежий запах табачного дыма мешался с ароматами праздничного стола. Из-за одной двери доносилась ругань, из-за другой могучий храп. Этакая многоэтажная коммуналка.

На третьем этаже, на самом верху, она вошла в открытую перед ней деревянную, поставленную еще при СССР дверь и огляделась. Да, такого она еще не видела. И как в этом вообще можно жить? Теснотища ведь неописуемая! Правда, при этом всё чисто, аккуратно и даже имеется некоторый уют. И пахнет приятно, какими-то травами.

От созерцания обстановки её отвлёк голос ботана:

- Вер, ты побудь здесь. Я вернусь через полчаса, максимум час. Потом ты сможешь переодеться и пойти домой. Только извини, замок здесь не защелкивается. Мне придется запереть тебя на ключ.

И опять прежде, чем Вера нашлась, что сказать, дверь закрылась, щелкнул замок. Секунд пять грохали по лестнице быстрые шаги, затем хлопнула дверь подъезда. Синичкина вздохнула. Сняла шубку, повесила её на вешалку в прихожей. Оценила: симпатичная. Интересно, это наследство прежних жильцов или уже дело рук Синявина?

Долго раздумывать на этот счет она не стала. Разулась, сунула ноги в стариковского фасона клетчатые тапки без задников и отправилась исследовать территорию.

В ванной всё блестит, всё стерильно. Ни в унитазе, ни в умывальнике, ни в душе ни одного ржавого потёка. На кухне бедненько, мебели самый минимум, но нет ни крошки мусора, ни даже пылинки что на столе, что на плите, что на полу. Да и окна, несмотря на середину зимы, чистые. Видимо, по осени были хорошенько вымыты. В крошечной комнате всей мебели – заставленный книгами комод и брошенный на пол спальник. Да, по сравнению с этой конуркой она, Вера, живет буквально во дворце.

Синичкина залезла в комод, отыскала чистую хозяйскую футболку (грязного белья она вообще не обнаружила), стянула с себя надоевшее платье, колготки, лифчик и, обретя относительный телесный комфорт, улеглась на спальник. Ей было о чем подумать.

Валерик вернулся через час. Если и задержался, то лишь самую малость. Принес большой пакет с вещами – всё то, что Вера, убегая, оставила в разгромленной квартире. Мельком глянул на свою футболку, которая с успехом заменила платье, но ничего не сказал. Просто протянул девушке пакет.

- Держи. Теперь можешь и домой пойти.

- И что, тебе прямо всё вот так вот отдали? – поразилась Синичкина.

- Ну, не совсем сразу. А насчет всего – я ведь не могу проверить, ты уж сама погляди. Может, что подзабыли. И вот еще: на тебя бочку никто не катит. Что пьяный Чернавин к тебе приставал, это все видели. А потом он уронил на себя сервант, его там чуть не прибили, так что твой побег не сразу и обнаружили.

Вера схватилась было за пакет, но внезапно засмущалась: не хотелось светить женскими шмотками, пусть среди них и не было ничего действительно интимного. Валерик же понимающе кивнул:

- Иди в комнату, смотри, переодевайся. Я на кухне посижу. Вот только книжку возьму.

Он и впрямь взял с комода анатомический атлас и ушел с ним на кухню. Уселся на единственную табуретку спиной к комнате, открыл где-то посередине и углубился в изучение.

Вера поглядела: всё было на месте. И не попорчено, не испачкано. А ведь могли, да. Квартира была одной девчонки из группы. То есть, не её самой, конечно, а родителей. И кто знает: решит «подружка», что виновата Синичкина, и примется требовать возмещения убытков. Или, озлившись за полученную от родителей выволочку, устроит бытовую