Капитан Ненависть - Лена Тулинова

милости для чужого человека, а она так и не взглянула на меня. Мой сводный брат, Астольф, сидел у её ног. Вилмир гладила его голову, а на меня не смотрела. Я ведь совсем не знал наследника. Я только несколько раз о нём слышал, и всё! Я и собственного отца плохо успел узнать, мне куда роднее и понятнее был лавочник Фальгост. И я должен был уговаривать богиню вернуть к жизни этого мальчика, а забрать меня! «Хочешь, — сказала Вилмир, когда я понял, что слова убеждения у меня закончились и смолк, — я предложу тебе кое-что другое? То, чего нет ни у твоего отца, ни даже у придворного мага?» Я сказал, что хочу забрать Астольфа. Но я не хотел! Мне вовсе не хотелось умирать вместо него. Я хотел жить!

Хасс произнесла:

— Понятное дело. Я бы тоже не хотела. А эта Вилмир — она кто такая?

— Ты не знаешь даже семерки великих богов, Линда? — удивился Ринальт.

Её имя звучало непривычно, но языку было сладко произносить его. Линда — это звучало куда приятнее, чем Хасс! Этак придётся привыкнуть к тому, что вся она — комок противоречий. То холодная и отталкивает, то рычит от страсти. То похожа на мужчину, особенно со спины — то являет собой воплощение женственности. И даже имя звучит то как удар хлыста, то как сладкий леденец…

— В Тельби молятся разве что на оружие, да на свою дубинку. Ну, это мужики, конечно — вечно у них как их, эти. Суеверия.

— Будто бы у тебя их нет, — хмыкнул Ринальт.

— Ну, дубинке своей я б молиться не стала, — фыркнула Линда. — Ладно, дурю я тебя. У нас нет никакой семёрки, но боги есть. Каждый тельбиец молится своим семейным богам. Иногда мы по старинке зовём их так, как не нравится нынешним святошам. Плохих богов авейцы называют демонами, хороших ангелами. Как говаривал мой военачальник Астр — новые святоши хуже старых понимают, кто из ихних богов хороший, а кто плохой. Старые вот понимали. Но их старую веру запретили, а кто был против — тех перевешали… А ещё раньше, когда-то, говорят, и святоши были не нужны, чтоб со своими-то богами общаться. Ну а ежели у кого нет семьи и своих богов, то чужих взять негде. Наш военачальник, старина Астр, завсегда говорил, что наёмничий полк — очень даже семья. Вот только я не помню, чтоб хоть кому-нибудь молилась. Видно, нет для нас ни богов, ни ангелов с демонами. Ни хороших, ни плохих нет! Вот эта Вилмир — она у вас, видать — хороший бог?

Ринальт призадумался.

— Вилмир не плохая и не хорошая. Одна из семи Смертей, только и всего. Мортинир, Исарх, Терамир… Говоришь, семейные боги? У моей семьи, похоже, была Вилмир. И она мне подмигнула и сказала: хочешь выбраться? У меня будет к тебе два условия. И конечно, я спросил, какие это будут условия. Тогда она обняла меня и поцеловала.

Он с трудом сглотнул и содрогнулся.

— С тех пор мне все объятия кажутся холодными, а поцелуи сравнимы с прикосновением к обледеневшему железу. Признаться, вернувшись к отцовскому двору, я перепортил немало служанок и благородных дам. В особенности дам — у мачехи была целая толпа… уклеек.

Он вспомнил напомаженные ротики, с такой готовностью открывавшиеся навстречу его желанию, что внутри у него, тогда ещё совсем юнца, взыгрывало от восторга. Вспомнил, как резво любая из девиц и даже женщин постарше могла опрокинуться на спину при одном только намёке или похотливом взоре. Распалённая плоть радовалась каждой победе — и принц даже не думал огорчаться тому, с какой лёгкостью эти победы давались. Он старался, о, как он старался — ему приятны были благодарные стоны, его радовало, когда женщина раскрывалась пред ним, прерывисто дыша и тая от его усердия. Но этот холод, могильный холод… иногда посреди постельных забав Ринальту казалось, что на него смрадно дышит смерть, и тогда он мог отшвырнуть прочь ни в чём не повинную девушку, уже зашедшуюся в экстазе. Выставить из своих покоев и закрыть дверь, чтобы потом, в тишине и темноте одному закончить начатое вдвоем. Закончить, глядя в зеркало и видя там Вилмир. Чёрную и гибкую, с хищным разрезом золотых глаз. Глядя на её безупречное тело цвета угля, нежные округлости грудей и стройные ноги, и желая только одного: положить руку на гладкий лобок богини. Но никогда не был он удостоен милости коснуться тела Вилмир…

Грубый толчок в бок вывел принца из задумчивости и разбил неприятные воспоминания на крошечные осколки.

— Эй, укрысок, — сказала Линда ласково. — Не засыпай, пока не дорассказал. Я же слушаю!

Он вздрогнул и открыл глаза.

— Просыпайся, ваше высочество, — съязвила Хасс. — Ты остановился на самом интересном — как во всех уклеек подряд тыкался!

— Простите, генерал, — ядовито хмыкнул принц. — Так вот, нередко прямо в разгаре я чувствовал могильный холод. Со временем это отвратило меня от всех утех. Но зато я углубился в изучение некромантии. Вилмир не солгала мне, у меня появилось «кое-что другое»: магический дар. Дар некроманта, им я и начал пользоваться. Любви отца мне это не прибавило. Он по-прежнему не смирился с утратой наследника. В его глазах я был всего лишь жалкой подделкой. Я отвечал ему взаимностью. В общем, мира между нами не было, но зато король все эти годы усердно работал над тем, чтобы обзавестись новыми отпрысками. Королева родила девочку, а через два года и сына. Ей было уже тридцать шесть, когда он родился, а для женщины это серьёзный возраст…

Линда хмыкнула.

— Ну да, поизносилась малость, — сказала она, — хотя что такого? Казалось бы: на работе ни на какой не горбатилась, за скотиной не ходила, в поле не рожала! Бабы-то вон и в сорок рожают, между стиркой и готовкой.

— Но в сорок они выглядят уже старухами, — возразил Ринальт. — И к тому же королева, несмотря на то, что не занималась тяжёлой работой, не сидела сложа руки. На самом деле при дворе полно дел, только они не похожи на хлопоты у печки или в хлеву. Так или иначе, а она родила… уродца. Хилый, с огромной головой и тонкими руками и ногами, страшный лицом… Он очень часто кричал — не плакал, а именно кричал, и не каждая нянька выдерживала этот ужасный голос. Он плохо ел… Узнав от придворных лекарей, что его наследник не доживёт и до трёх лет, король отправился приносить жертвы Мортиниру, чтобы позволил ребёнку стать крепче.