Сказка - Стивен Кинг

возвращения. Угроза, которую Гогмагог представлял для моего мира, возможно, миновала (по крайней мере, на время), но также существовала угроза, которую мой мир мог представлять для Эмписа. Если бы стало известно о всех его несметных богатствах, к которым вёл проход из обычного сарая в Иллинойсе.

– Ты был там, когда я убила своего брата. Я любила его таким, каким он когда-то был, я пыталась видеть его таким, каким он когда-то был, но ты вынудил меня увидеть монстра, которым он стал. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вспоминаю его и то, что я сделала. Я вспоминаю, чего мне это стоило. Ты понимаешь это?

– Это не был плохой поступок, Лия. Ты поступила правильно. Ты спасла королевство, и не для того, чтобы стать королевой. Ты спасла его, потому что оно нуждалось в спасении.

– Это правда, и нет нужды в ложной скромности между нами двоими, которые через столько прошли, но ты по-прежнему не понимаешь. Видишь ли, я знала. Что Летучий Убийца был моим братом. Клаудия рассказала мне много лет назад, и я назвала её лгуньей. Пока я с тобой, я всегда буду осознавать, что должна была сделать это раньше. Что удерживало меня, так это эгоистичная потребность помнить его таким, какой он был. Пока страдало королевство, я кормила своих гусей, ухаживала за садом и жалела себя. Ты… прости, Чарли, но когда я вижу тебя, я чувствую свой позор. Что я сделала выбор: быть немой фермершей, пока моя земля и мой народ медленно погибают вокруг меня. И всё это время я знала.

Она плакала. Я потянулся к ней. Она покачала головой и отвернулась, как будто не могла вынести, что я вижу её слёзы.

Я сказал:

– Когда ты пришла, Лия, я вспоминал о плохом поступке, который совершил. Это постыдная вещь. Могу я рассказать тебе?

– Если хочешь. – Всё ещё не глядя на меня.

– У меня был друг, Берти Бёрд. Хороший друг, но не совсем хороший товарищ, если ты понимаешь, о чём я. После смерти моей матери, у меня настали трудные времена. И у отца тоже, но я не сильно задумывался о его трудных временах, потому что я был всего лишь ребёнком. Всё, что я знал, это только то, что нуждаюсь в нём, но отца все равно что не было. Думаю, ты понимаешь меня.

– Ты знаешь, что да, – ответила Лия, и выпила ещё чаю. Она почти опустошила кувшин, а он был большой.

– Мы совершили несколько плохих поступков. Но тот, который я вспоминал… у нас есть парк, через который мы обычно срезали путь от школы до дома. Кавано-Парк. И как-то раз мы увидели там калеку, который кормил голубей. На нём были шорты, а на ногах большие скобы. Мы с Берти подумали, что он выглядит глупо. Берти назвал его Робочелом.

– Я не понимаю, что это…

– Не бери в голову. Это неважно. Он был калекой, который сидел на скамейке и наслаждался солнечным деньком; мы с Берти переглянулись, и Берти сказал: «Давай стащим его костыли». Полагаю, сработала наклонность, о которой ты говорила. Зло. Мы налетели на него и отобрали костыли; он кричал, чтобы мы вернули их, но мы не слушали. Мы отнесли костыли на край парка и бросили в пруд с утками. Берти бросил один, а я бросил второй. Смеясь всю дорогу. Мы выбросили костыли калеки в воду, и я не представляю, как он вообще добрался до дома. Разлетелись брызги, а мы всё смеялись.

Я налил остатки чая. Хватило только на половину стакана, и это хорошо, потому что моя рука дрожала, а из глаз текли слёзы. Я не плакал с тех пор, как в Глубокой Малин вспоминал отца.

– Зачем ты рассказал мне это, Чарли?

Я этого не знал, когда начинал рассказ – подумал, что это единственная история, о которой я никому не рассказывал, – но теперь понял.

– Я украл твои костыли. В своё оправдание могу сказать только, что я должен был это сделать.

– Ах, Чарли. – Она коснулась моей щеки. – В любом случае, ты не смог бы обрести покой здесь. Ты не из этого мира, ты другой, и если ты вскоре не вернёшься, то обнаружишь, что не можешь жить ни в том, ни в другом мире. – Она встала. – Я должна идти. Слишком много дел.

Я проводил её до двери. В восьмом классе на уроке английского языка мы изучали хайку, и мне вспомнилось одно из них. Очень нежно я прикоснулся кончиками пальцев к её покрытым коркой губам.

– Когда есть любовь, шрамы так же красивы, как ямочки на щеках. Я люблю тебя, Лия.

Она так же нежно коснулась моих губ.

– Я тоже люблю тебя.

Она выскользнула за дверь и исчезла.

5

На следующий день в гости пришли Эрис и Джайя, обе в рабочей одежде и больших соломенных шляпах. Все, кто работал под открытым небом, теперь носили шляпы, потому что солнце светило каждый день, как будто компенсируя годы облачности, а кожа у всех – не только у тех из нас, кто долгое время провёл в местах не столь отдалённых – была белая, как рыбье брюхо.

Мы отлично посидели. Женщины говорили о работе, которой занимались, а я рассказал им о своём выздоровлении, почти полном. Никто из нас не хотел вспоминать Глубокую Малин и «Честного», побег и ночных стражей. И уж точно не мертвецов, которых мы оставили позади. Они рассмеялись, когда я рассказал им, с каким важным видом пришёл Стукс. Но воздержался от рассказов о полуночных визитах Келлина и Петры – в них не было ничего смешного. Я узнал, что из Крэтчи прибыла группа великанов, чтобы присягнуть на верность своей королеве.

Джайя заметила мой рюкзак и опустилась перед ним на колени, скользя ладонями по его красному нейлону и чёрным нейлоновым лямкам. Эрис склонилась рядом с Радар, запуская руки в её шёрстку.

– Ооо, – произнесла Джайя, – это красиво, Чарли. Оно было сделано там, откуда ты пришёл?

– Да. – Скорее всего, во Вьетнаме.

– Я бы многое отдала, чтобы иметь такое же. – Она подняла рюкзак за лямки. – И такое тяжёлое! Ты сможешь его унести?

– Я попытаюсь, – ответил я, и вынужден был улыбнуться. Конечно, рюкзак был тяжёлым – кроме моей одежды и