Ультраскип - Михаил Толстов

Касем усмехнулся:

— Ты говоришь так же, как они. Всё веришь в изначальный план? Хочешь дождаться конца? Полного вымирания? Думаешь, что все споры белой чумы рано или поздно умрут? А если она сможет уснуть во льдах? Или научится жить в подземных источниках воды, в которых полно минералов, угля, нефти и других сложных химических веществ? Мы уже наблюдали, как эта проклятая зараза умеет видоизменяться и преподносить сюрпризы. Я более чем уверен, что белая чума найдёт ни один способ сохраниться. И когда эти наивные глупцы из Акрополиса выйдут обратно на поверхность, их ждёт катастрофа. Едва они начнут осваивать планету, как бактериальная субстанция снова начнёт их пожирать. В лучшем случае мы просто потеряем время и опять вернёмся в Акрополис.

— Оу, — засомневался Брум, — а это интересная мысль. Чутьё подсказывает, что всегда нужно делать запасные планы.

— Вот именно! Молодец, вижу ты действительно хороший Джон Доу. Я тоже думал, что будут сложные дебаты, но я смогу убедить хотя бы часть научного сообщества Акрополиса. Смогу хотя бы вызвать у них сомнения… А меня просто выкинули пинком под зад как угрозу обществу. Сама мысль о том, что можно выйти наружу, привела их в ярость.

— Я вижу вы добились больших успехов в своём направлении? Вы ведь успели представить им свои результаты? Неужели их это нисколько не впечатлило?

— Нисколько. Если тебе интересно, то могу поделиться самым сокровенным, что есть у учёного. Знаниями. У меня были добровольцы, которые умирали от неизлечимых болезней, они уже лежали подключёнными к системе жизнеобеспечения, и их жизнь превратилась в кошмар, многие из них думали об эвтаназии. Я предложил им попробовать специальную ослабленную версию вируса чёрного бешенства. Большинство из них нормально перенесло вакцину, их организм полностью поборол вирус. Тогда я вколол чуть более сильную версию, и так продолжал до тех пор, пока человеческий организм мог сопротивляться. Вскоре начались ограниченные мутации, которые практически не затронули головной мозг. Все исследования проводились под строгим карантином, мы свели риск к минимуму. Выжившие вернулись к нормальной жизни, они снова могли ходить, дышать и есть. Хотя их кожа стала неестественного цвета, но это мелочи по сравнению с тем, что было с ними до выздоровления.

— И что стало с вашими пациентами?

— Совет Акрополиса единогласно принял решение, что их надо изгнать в пустошь. Вместе со мной. Так как я их лечащий врач, то должен был нести за них ответственность. Они хотели устроить из этого дела показательную расправу, чтобы больше никто не думал о способах вернуться на поверхность без их ведома. Я кое-как добился разрешения на проведение последнего эксперимента над самим собой. И вот я стал тем, кем я есть сейчас. Мы нашли это поселение и попытались улучшить жизнь местных. Я остался, так как хотел продолжить исследования чёрного бешенства, а здесь как раз было полным-полно заражённых. А мои оставшиеся пациенты ушли дальше на север, где якобы были лучше условия жизни. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы освоиться с новой ролью. Вирус дал мне новые силы и аппетит, я мог путешествовать на многие километры, искать припасы и не бояться заражённых. Вначале они воспринимают меня как добычу, но после первого укуса уже признают за своего.

— А флейта? Как она действует на зомби? В чём прикол?

— Никаких приколов, Артур. Это наука, ещё в ходе своих первых исследований я обнаружил, что у заражённых повреждается не вся часть коры головного мозга. По какой-то причине остаётся центр восприятия музыки.

— У нас есть такой центр?

— Естественно, если есть сложная интеллектуальная деятельность, связанная с долговременной памятью, то она должна быть локализована в головном мозге. В общем, музыка немного повышает их человечность, пробуждает в них угасшие воспоминания.

— Ого. А я на них патроны тратил, — в Бруме заговорил игрок, — хотя можно было обойтись какой-то флейтой.

— Не надо упрощать. Нужно долгое и всестороннее воздействие, не получится просто играть одну и ту же мелодию, чтобы добиться такого эффекта. Поэтому мой помощник таскает с собой скрипку, гитару, волынку и ещё несколько музыкальных инструментов.

— Волынку?

— Ну да, но она не для того, чтобы успокаивать, а наоборот. Они от неё бесятся, я использую её как приманку. Эх, — вздохнул Касем, — если долго стараться, то получается пробудить в них что-то человеческое. И тогда они уходят обратно скитаться в пустошь, подавленные и мрачные. Другие сходят с ума ещё больше, другие кончают жизнь самоубийством. Вот только Тоби, — указал на зомбибосса, спящего рядом, — пока остался со мной.

Касем убрал флейту в футляр, поднялся со стула и подошёл к борту корабля, чтобы оглядеть свои владения — туман, наконец, начал рассеиваться. Через минуту молчания Брум продолжил разговор:

— Вы говорили, что хотите что-то попросить у меня?

— Да… Этот край умирает и даже болото стало высыхать, наши последние растения и урожай полностью сгнили. Наша деревня должна собраться и идти дальше, но я не знаю как их убедить действовать прямо сейчас. Ты понимаешь, эти люди важны для меня, я много старался ради их благополучия, а они в ответ помогали мне с исследованиями. В будущем они тоже могут помочь в этом немаловажном деле. Если удастся вернуть разум заражённым, то мир вокруг станет менее безумным. Вместе мы двинемся на север, я слышал некоторые слухи о том, где искать твоих изгнанных.

— Хорошо, думаю, мы что-нибудь придумаем. Вы поможете мне, я помогу вам.

Глава 8. Настоящее ультранасилие

Когда знаешь местность как свои три пальца, то поиски становятся намного проще, а может быть всё дело было в том, что Касем чувствовал зомби. Он уже примерно знал, куда могли утащить и выбросить Санчо. Ему даже не требовалось разбираться в свежих следах на помостах. Когда Брум спросил Касема, почему он так уверенно идёт к маленькому рыбацкому судну, которое стояло поодаль от крупных кораблей, учёный остановился, задумался и ответил:

— Оно отдалённо похоже на дом, особенно по сравнению с большими кораблями вокруг. Субъекты, которых ты называешь зомбибоссами, могут проявлять больше человечности, чем другие, их модификация вируса изменяет в большей степени тело, а не нервную систему… А ещё я чувствую их запахи. Самое страшное заключается в том, что я сомневаюсь в этом.

— В чём именно?

— Я не могу понять, по какой именно причине я