Крылья Огня: Пророчество о дракончиках - Белоусов Алексей

— Это так. У неё сейчас спокойные мысли, а не тот огонь, что был в начале, когда она увидела маму.

— Вот видишь! Постой… Ты мыслечтец, как все ночные, да? Такой маленький, а уже можешь увидеть, как остальные думают? И твои сиблинги этого не бояться?

— Совершенно не боимся, — ответил Глин, смотря на гордо стоящего Звёздолёта. — Это даже удобно, когда кто-то знает, что именно тебе нужно. Мама рассказывает, что однажды он таким образом спас нашу Цунами от пересыхания жабр, когда она не хотела идти в воду без мамы!

— Да, я помню. Правда, начал это Ласт — но я подтвердил, что она тогда думала о воде!

— О, говорят обо мне, а я не участвую? — подошла Цунами, шлёпая перепонками по камням. — Постой. Глин. Ты разве ты не помнишь, что сказала мама?

Звёздочка видел, что мысли Пирит становились всё более горячими от восторга, что она нашла настоящего ночного, который при этом не весь такой таинственный, как обычно о них пишут, и у него можно спросить обо всём. Например, как работает мыслечтение? А будущее он видит? Как далеко? Столько всего нового можно узнать, а не просто сидеть у прабабушки, слушая, как Уголёк читает ей вслух или смотреть, как другие дети играют без неё! «Ой, прости Звёздочка, наверное ты всё уже у меня увидел!» — вдруг поняла она и заулыбалась — как внутри, так и снаружи.

— Она сказала не трогать огнечешуйку, пока сама Пирит не разрешит. Она разрешила, — просто ответил Глин, чувствуя её теплую чешую.

— Ты посмотри на неё, она же горячее мамы! Я чувствую её жар просто стоя рядом!

— Ой! — громко ойкнула небокрылка, готовая отшатнуться, и вдруг понимание пронзило её. — Глин… ты… ты не обжигаешься?

— Эм… нет? Ты просто тёплая… я не понимаю, о каком жаре говорит Цунами, — нерешительно ответил он.

— МАМА Я НАШЛА ДРАКОНА КОТОРЫЙ НЕ ОБЖИГАЕТСЯ ОТ МЕНЯ!!! — восторженно закричала Пирит, обращая на себя внимание и чуть ли не буквально вспыхивая от радости так, что Цунами невольно отшатнулась от неожиданной волны жара. Кречет дёрнулась, встревоженно подбегая к ним.

Теперь мысли маленькой небокрылки превратились в восторженный шарик огня, который оказалось неожиданно сложно читать, а её чешуя посветлела так, как будто огонь начинает просвечивать изнутри. При этом Глин даже не дёрнулся — просто тепло стало горячее, но всё ещё далёкое от того, чтобы его чешуя подгорела.

А мама замерла. Она видела, как восторженная дочь начинает еле светиться жаром изнутри — состояние, при котором даже она не смогла бы выдержать касание дочери, даже если бы распалила свой внутренний огонь максимально сильно для устойчивости. Но при этом её сын спокойно стоит рядом, и, кажется, всё ещё удивлён таким ажиотажем.

— Мама… — наконец проговорил он. — Она просто очень тёплая… я не чувствую никаких ожогов. Вот, посмотри!

Он поднял крыло, которым укрывал Пирит. Крыло, чья чешуя не показывала никаких признаков ожога. Вообще.

— Как ты… Постой. Кажется я поняла. Аша, — она привычным напряжением обрубила свои мысли о ней, не позволяя Звёздочке понять дальше того, что с этим связано что-то печальное, — когда-то рассказывала мне о том, что драконята из яиц с красной скорлупой у её племени рождаются огнеупорными. Но в самом деле, это неожиданно, что НАСТОЛЬКО.

— Мама, мама, а я могу теперь поиграть с ним? — Пирит указала на Глина мордой. — Раз он может меня выдержать, значит я смогу поиграть с ним в то, во что обычно играет Уголёк?

Тем временем, к ним подошли остальные взрослые небокрылы, привлечённые словами драконочки и явно видимым удивлением её мамы. И они, вместе с Угольком, что обратил внимание на неожиданное кучкование, тоже на секунду замерли, видя, как опасно нагрета Пирит, и как при этом спокойно стоит грязекрыл, снова положивший на неё крыло.

— Неожиданно… — наконец протянула кузина Кречет, — но я рада, что наша огнечешуйка наконец нашла себе товарища по играм.

— И я, — наконец широко улыбнулась сама Кречет. — Ну, раз всё так хорошо, играйте. Но остальные, будьте крайне осторожны. Вы не Глин, у вас нет огнеупорной чешуи!

Пирит, которой не терпелось начать возню, вцепилась зубами в его шею, как только мама отвернулась. Теперь надо было повалить этого грязекрыла, как она давно мечтала сделать с Угольком! Кусать-кусать-кусать! Ему осталось только засмеяться, давая себя завалить, и начать отбиваться задними лапами. Раньше он был больше всех, а теперь встретил ту, которая хоть и немного, но превосходит его. Всё ж таки, год разницы.

Взрослые продолжили разговор, а другие драконята, тем временем, продолжили игры. Теперь, когда все могли летать, даже обычные догоняли обрели новое измерение — драконята подпрыгивали, парили, использовали уступы и перелетали препятствия. Кречет мельком посмотрела на них, пока сестра рассказывала последние новости, и поняла, что скоро эти неугомонные дети начнут исследовать мир, ведь теперь для них не было препятствий. И ей придётся за всеми ними следить!

Вскоре на шум вышли Ласт и Бархан. Разговор снова ненадолго прервался, чтобы познакомить всех друг с другом. Звёздочка невольно прислушался к витающим везде мыслям. Его сиблинги просто радовались игре, особенно огнечешуйка, чей внутренний голос сейчас просто пламенел. Мама думала о последних новостях о том, что Пурпур продолжает медленно сходить с ума и ходят слухи, что она хочет извести всех небокрыльских драконят, вылупленных в Ярчайшую Ночь. Её двоюродная сестра и её муж думают о том, что семья у Кречет получилась крайне интересной, но почему-то она не хочет говорить, почему она такая, просто оправдываясь, что это нужно Когтям мира. Ласт с Барханом недовольны, что местоположение их пещеры известно не только их организации, но и членам семьи, не входящими в неё напрямую.

Мыслей было много. Как только он отвлёкся от игры, они набросились на него все разом, и он невольно сжался в комок — сразу же накрытый большим крылом, что тонко почувствовал, что что-то происходит с его братом. «Что случилось? — заурчал Глин, гладя носом по макушке и спускаясь по шее, стараясь расслабить Звёздолёта. «Слишком много мыслей за раз» — объяснил последний, прижимаясь. В попытках избежать всех этих внутренних голосов других, он сосредоточился на самом спокойном — голосе Глина,