Через Великий лес - Катерина Камышина

Хермонд с крайним неодобрением насупил лохматые брови.

— И кто же тогда поведёт войско? Кьятарн Скрывающий Лицо мудр, он хороший наместник, но хорошим воеводителем никогда не был. Умирать рот'н'маррийцев ради люди за ним не пойдут.

— Я знаю только одного, за кем они пойдут, — хмыкнул отец и набросил на плечи дорожный плащ. — И кому это место принадлежит по праву.

— Незаконнорождённый? — скривился Хермонд. — Аттарлиннтов ублюдок предпочёл встать под пёсье знамя. Не много же дела было ему до Ваара все эти зимы. Почему ты думаешь, что он согласится, если наместник призовёт его?

— Мы не на трон его садим, — ответил отец, скрепляя плащ тяжёлой предводительской заколкой. — А бьётся он как никто.

— Он ублюдок и сын ублюдка. Кто его признает?

— Все, кто ещё помнит Лазурную Низину. Пора, Хермонд, солнце поднимается. Скоро переменится ветер.

Прятаться дальше не имело смысла. Скай бросился в совещальный зал.

— Отец! Почему ты ушёл без меня? Я проснулся, а дома одна Нэи, и она говорит, на корабль меня не возьмут, но ведь… но…

Но как бы он ни старался, голос явственно дрожал от обиды и волнения. Хермонд сдержанно кивнул ему. Его жёлтое, иссохшее лицо ничего не выражало, но Скай и так знал, что он думает. Сын Предводителя ведёт себя неподобающе — что ему ещё думать? И пусть его! Скай на него не смотрел. Он пытался — безуспешно — поймать взгляд отца.

— Ты не можешь меня не взять! Я плыву с вами. Я буду сражаться, как все!

— Нет. Как все дети, женщины и старики, ты останешься в городе.

Скай обещал себе, что будет говорить веско и сдеражнно, но ничего не вышло — ярость захлестнула его горячей волной.

— Я не ребёнок! Мне уже почти четырнадцать зим! После Начала Года я стану мужчиной! Я плыву с вами, я буду сражаться!

— До Начала Года много месяцев, — проговорил отец медленно и отчётливо. — Ты называешь себя мужчиной? Я слышу только слова маленького мальчика.

Скай чувствовал, как пылает лицо, как Хермонд смотрит с презрением на его тощие плечи под детской сартой, на неразношенные сапоги, которые были ему велики, потому что достались от Вайсмора, на нелепо сползающую перевязь с мечом.

— Я плыву с вами, — повторил Скай, не с твёрдостью, как ему хотелось бы, а жалобно. — Я буду…

— Не тебе решать, кто отправляется, а кто остаётся, Скаймгерд Хайтере, — оборвал его отец. — Ты останешься в городе. И вернёшь меч на место. Ты понял меня?

Скай обжёгся о его ледяной взгляд и униженно опустил голову.

Отец прав — конечно! как всегда. Пустые капризы пристали только малышам, не воинам. Закон есть закон. Город подчиняется Предводителю. А сын — отцу. Даже если плакать хочется от несправедливости — но не перед Хермондом же?

— Ты понял меня?

— Да, Предводитель, — выдавил Скай и закусил губу.

— Хорошо. Я оставляю в городе охранный отряд в сто тридцать человек.

Что-то такое прозвучало в его голосе, что заставило Ская позабыть о своих страданиях и вскинуть глаза.

— Разве… разве они могут напасть и здесь?

— Великая Граница не так уж далека. Да, они могут напасть, пока нас здесь не будет.

Отец подошёл ближе и взял Ская за плечи, и взгляд его был таким же тяжёлым, что и руки.

— Такое случалось прежде, как ты помнишь из хроник. Никто не знает, с запада они придут или с востока. И если они придут, ты будешь сражаться вместе со всеми. Защищать наш город. Понятно?

— Да, отец, — выпалил Скай.

Отец разрешил ему сражаться! Отец всё же не считает его никчёмным!

— Хермонд командует защитным отрядом, и ты будешь во всём подчиняться ему. Не опозорь меня.

— Ни за что, отец!

Конечно, старый упырь уж отыграется, но пока Предводитель оставляет его вместо себя, его слово — закон. Это и последний низкородный понимает. За воровство платят золотом, за убийство — кровью, но измену ничем не загладишь. Предатели, позорящие род, прокляты богами. Это сызмальства втолковывают, а Скай же не дурак.

Ещё какое-то время отец смотрел ему в глаза и наконец удовлетворённо кивнул.

— Хорошо. Ну, пора, Хермонд.

* * *

Воин не станет плакать и сокрушаться, как женщина, сердито говорил себе Скай, бродя по унылому берегу. Воины никогда не плачут. Им это не пристало. Не смей.

Небо потеряло голубизну. Наползающие с запада, от Великой Границы, тучи становились всё плотней. Тяжёлые, грязно-серые, они ловили солнечные лучи, как сети — рыбу. Море тоже потемнело, перекатывало по горбам волн клочья белёсой пены. Волны с гулом набегали на берег, по щиколотку окатывая босые ноги. Скай уже весь закоченел на холодном ветру, но уходить не хотел.

Крохотная бухта находилась к югу от причала. Угрюмая скала здесь спускалась почти отвесно к узкой полоске суши, которая во время прилива полностью скрывалась под водой. Тут были сплошь мелкие камешки, скользкие и колкие, и Скай, не в силах усидеть на месте, расхаживал по ним из стороны в сторону. В хорошую погоду мальчишки спускались сюда на спор, но Скай знал, что сегодня тут никого не будет. Потому сюда и полез — чтоб никого не видеть. А теперь не представлял, куда себя деть.

Сверху, с обрыва, Скай смотрел, как отправляются корабли. Как жрецы выпевают благословения. Как по сходням поднимаются воины, в дорожных плащах и в полном вооружении. Как раскрываются паруса, и на каждом вышит ваарский герб — белое дерево, в ветвях которого сокол раскрывает пламенные крылья, а корни обвивает морской змей в синей чешуе. Это обличья богов, которым служит народ Ваара, — огнеглазого Отонира и многоликого Имлора.

Но сейчас даже мысль о богах не придавала Скаю уверенности. Никто в целом свете сейчас не скажет, вернётся ли отец с войны. Ни жрецы, творящие благословения, ни наместник в далёком Канойдине, никто из столпившихся на берегу людей.

Потом женщины начали плакать, и Скай ушёл.

Он со злостью пнул крупный камешек. Чего все они стоят по сравнению с матушкой! Матушка никогда не плакала. Даже когда провожала отца и троих старших сыновей на войну. И когда потом был страшный голод, и они только и ели что рыбу да траву, как багрянцы. И когда она заболела во время поветрия стремительной бледной хворью. Когда лекарка только руками разводила при виде отца. И хвалёная ведьма из-под Эйнатар-Тавка не сумела её вылечить, сколько ни выла, размахивая руками.

Потому что нету никаких ведьм!