Ткачи пустоты. Книга 1: Искра в пепле - victor

окружающим мусором, двигаться бесшумно, как призрак, исчезать в нагромождении ржавчины и пластика. Сервоприводы на левой руке, обычно издававшие тихий, но отчетливый скрип при каждом движении, сейчас, казалось, работали абсолютно беззвучно, словно смазанные его собственной отчаянной решимостью. Порт для подключения к технике на затылке, обычно зудящий от грязи и пота, сейчас, казалось, пульсировал в такт непреодолимому Зову.

Внезапно он замер, распластавшись за грудой смятых топливных баков. Ухо, не прикрытое волосами и пылью, уловило едва слышный лязг металла о металл и грубые, гортанные голоса. Патруль «Воронов». Двое. Они шли по гребню мусорного холма, лениво осматривая окрестности своими улучшенными оптическими сенсорами. Один из них, массивный Ассимилянт с приваренной к правому плечу многоствольной кинетической пушкой, явно неработающей, но внушающей трепет одним своим видом, сплюнул на землю тягучую, ржаво-бурую слюну.

«Ни хрена тут нет, Железнозуб, – пробасил он, его голос был похож на скрежет камней. – Клешня зря нас сюда послал. Только пыль глотать да ботинки снашивать. В этом Мертвом Квартале даже крысы дохлые».

«Заткнись, Громила, и смотри в оба, – шикнул второй, более низкорослый, но шире в плечах, с острыми металлическими когтями, торчащими из усиленных предплечий вместо пальцев. Его лицо скрывала грубая сварная маска с узкими прорезями для глаз. – Скажешь это Клешне, он тебе твою пукалку в задницу засунет и провернет пару раз. Он чует поживу. А нюх у Клешни, сам знаешь, как у стервятника на падаль».

Они прошли мимо, всего в нескольких метрах от укрытия Кая. Кай чувствовал вибрацию их тяжелых шагов сквозь землю, ощущал запах их немытых тел и оружейной смазки. Он не дышал, боясь выдать себя. Вонь гниющей органики, исходившая от какого-то прорванного мешка рядом, ударила в нос, но он не смел шелохнуться. Любой неосторожный звук, любой блик от его импланта мог стать для него последним.

Он ждал, пока их голоса не стихли вдалеке, потом еще несколько мучительно долгих минут, на всякий случай. Сердце колотилось где-то в горле, грозя вырваться наружу.

Зов тем временем не ослабевал, наоборот, становился все настойчивее, все более невыносимым, почти болезненным. Он был как зуд под кожей, как навязчивая мелодия, от которой невозможно избавиться. Кай осторожно выбрался из своего укрытия и, стараясь не оставлять следов на рыхлой пыли, которая могла выдать его более опытным преследователям, чем эти двое, двинулся к остову древнего транспортника.

Он обогнул ржавую громадину, источавшую запах вековой коррозии, протиснулся сквозь узкий пролом в его искореженном борту и оказался внутри. Здесь царил полумрак, едва разгоняемый тусклым, мертвенным светом, пробивающимся сквозь многочисленные дыры в крыше. Воздух был спертым, тяжелым, пахло старым металлом, перепревшей синтетикой и еще чем-то… странным. Чем-то неуловимо-чуждым, что Кай не мог идентифицировать, но что заставляло его внутренности сжиматься от смутного предчувствия.

Зов привел его в самый центр разрушенного корпуса, в бывший грузовой отсек, к огромной груде обломков, явно принадлежавших какой-то невероятно древней, совершенно чуждой ему по своей архитектуре и материалам технике. Это были не просто куски металла или пластика, которые он привык видеть в Ржавой Яме. Эти обломки имели странные, плавные, почти органические изгибы, покрыты были тусклыми, нечитаемыми символами, которые, казалось, слабо светились изнутри мягким, почти угасшим, призрачным светом. Материал, из которого они были сделаны, не был похож ни на один известный Каю сплав. Он был гладким, холодным на ощупь и почти не поддавался коррозии.

И там, в самом сердце этой груды, частично вплавленный в один из оплавленных, словно от чудовищного жара, обломков, лежал источник Зова.

Это был небольшой предмет, размером не больше его кулака. Не то кристалл, не то кусок отполированного до зеркального блеска металла необычного, темно-фиолетового, почти черного оттенка. Его форма была неправильной, асимметричной, словно застывшая капля расплавленного стекла или осколок чего-то гораздо большего, расколотого неведомой силой. Он слабо, едва заметно пульсировал, и от него исходило то самое почти физически ощутимое притяжение, тот Зов, который заставил Кая рискнуть всем, что у него было – его никчемной жизнью.

Он медленно протянул руку, пальцы, усиленные сервоприводами, дрожали от смеси страха и благоговения. Шепот Железа внутри него, тот самый, который помогал ему выживать, теперь превратился в оглушительную симфонию, где каждая нота, каждый аккорд кричали, требовали, умоляли: «Возьми! Он твой! Он ждал тебя!»

Кай осторожно коснулся гладкой, прохладной поверхности артефакта.

Прикосновение обожгло его, словно разряд статического электричества, но не болью, а… чем-то иным. Чем-то, что заставило все его нервные окончания вспыхнуть, а импланты – на мгновение сбиться с ритма.

Осколок был гладким. Удивительно холодным, несмотря на окружающую духоту. И… живым? Да, именно это слово пришло ему на ум. Он не был похож ни на что, что Кай когда-либо видел или трогал в Ржавой Яме. Это было нечто иное. Нечто, что не принадлежало этому миру гор мусора, ржавчины и отчаяния. Нечто, что могло стать его спасением. Или его погибелью.

Но Зов был слишком силен. И Кай, забыв на мгновение об осторожности, о «Воронах», о Клешне, о всей своей прош

лой жизни, подчинился ему.

Глава 2: Шепчущий Осколок

На мгновение, лишь на краткий удар сердца, страх перед «Воронами» отступил. Он был вытеснен благоговейным трепетом, острой, почти болезненной любознательностью и каким-то новым, странным чувством — чувством принадлежности. Осколок, этот чуждый, внеземной камень, казался ему до боли родным, словно потерянная часть его самого. Кай быстро, почти инстинктивно, сунул Осколок за пазуху, под пропахшую потом, машинным маслом и кислотой куртку из синтетических волокон. Странное, почти электрическое тепло начало исходить от него, согревая кожу сквозь тонкую ткань заношенной рубахи, отгоняя привычный холод Ржавой Ямы.Обратный путь из сектора «Воронов» был еще более напряженным, чем путь туда. Теперь ему было что терять. За пазухой билось сердце чего-то невообразимо ценного, нечто, что могло перевернуть его никчемную жизнь с ног на голову. Каждый шорох за спиной, каждый отдаленный лязг металла, каждый скрип прогнившей балки заставлял его сердце сжиматься от предчувствия беды. Но Зов внутри утих, сменившись тихим, почти мурлыкающим гулом, который, казалось, исходил прямо из его груди, где покоился Осколок. Этот гул был похож на колыбельную, он успокаивал, придавал хрупкую, но несокрушимую уверенность. Казалось, сам Осколок шептал: «Я с тобой. Мы справимся».Наконец, спустя мучительный час, полный острых предчувствий и затаенного дыхания, он добрался до своего убежища. Это был старый транспортный контейнер, кое-как втиснутый между двумя обвалившимися бетонными плитами на окраине относительно безопасного жилого сектора, если в Ржавой Яме