Парадокс Ферми - Феликс Разумовский

«Баранку гну», — подумал Петрович, но вслух сказал:

— Не согласен. Шёл ровно семьдесят по спидометру, так что пошли писать протокол.

— Что? — У лейтенанта, похоже, разом заболела половина зубов. — Время лишнее появилось?

— Ну нету у меня денег, — широко улыбнулся Петрович. — Пиши протокол, пускай хозяин оплачивает.

— На месте был бы полтинник, а так…

— Вот вся моя наличность. — Петрович достал мятый червонец. — Пошли писать.

— Ладно, — махнул рукой инспектор. — Давай.

— Э, последние гроши забираешь, начальник. Нехорошо, — покачал головой Петрович. — Пошли оформлять.

— Езжай, — с ненавистью посмотрел на него лейтенант. — Учти, я тебя запомнил.

— Учёл, счастливо оставаться, — кивнул Петрович. Закрыл окно и кивнул пассажиру. — Вот так, Андрей Владимирович, и бьёмся.

И опять понеслась навстречу лента шоссе — трасса М4 жила обычной повседневной жизнью: катились шустрые легковушки, плыли автобусы, тянулись неспешные лесовозы. И конечно, свои — «Американцы», «Скамейки», «Татары».[6]Из Новороссийска и Геленджика везли в Москву дары турецкой земли, а уж из Москвы развозили потоками абсолютно всё — столица от щедрот своих делилась с регионами.

— А вот и ягодки начинаются, — вздохнул Петрович, привычно вкладывая в права сто рублей. — Впереди пост ДПС. Думаю, без билета в Большой театр не обойдется.

— Билета? — оглянулся пассажир. — Какого билета?

— Казначейского, — хмыкнул Петрович. — На котором Большой театр нарисован.

Предчувствие не обмануло. По знаку чёрно-белого жезла пришлось снова остановиться. На обочине уже маялось полдесятка фур, — похоже, местные гаишники работать по мелочи не привыкли.

— Добрый день. — Подошёл один, крепкий, с «уродцем»[7]на плече, посмотрел оценивающе и сурово. — Документы.

Какие именно, уточнять не стал.

— Пожалуйста. — Петрович отдал права.

— Что за груз везём? — Инспектор раскрыл права, глянул в сторону, сделал молниеносное движение рукой. — А-а, салфетки… Всё в порядке, счастливого пути.

Поправил автомат и отправился ловить следующую фуру. Строгий такой, решительный и деловитый, как и полагается служителю закона.

— Эти за сто рублей не только родину продадут. — Петрович вздохнул, включил поворотник и посмотрел на соседа. — Хочешь, макет атомной бомбы на спор к самому Кремлю привезу?

— Не, не хочу, боюсь, проиграю, — рассмеялся пассажир, однако глаза у него были злые. — А вот скажи, тёзка, ты-то зачем им деньги даёшь? Нет бы на хрен послать. У тебя что, перегруз? Документы не в порядке? Техосмотр не прошёл?

Зубы у него были крепкие, ровные — проволоку перекусывать.

— Знаешь, как говорят: бешеных собак или стрелять, или с ними не связываться, — тоже показал зубы Петрович. — Был бы у нас порядок, суд да закон, может быть, и послал бы. А так игра всегда в одни ворота. К тому же свинья всегда грязи найдёт. Видишь? — Он ткнул пальцем в приборную доску. — Это тахограф, электронный стукач. Прибор, который всё записывает. Моё время за рулём в том числе. Я работаю без него, хотя это прямое нарушение, а почему, знаешь? Потому что, если по уставу, держаться за баранку мне разрешено в сутки только восемь часов. Из них лишь четыре — не отрываясь. А по выходным, ты не поверишь, я должен, стоя на парковке, отдыхать, калорийно питаться и бороться с гиподинамией, играя в футбол или волейбол. Ну и много я заработаю при таком раскладе? Кто с моим хозяином дело иметь захочет? Нет, Андрей Владимирович, тахограф, может, штука и полезная, но только не там, где всё делается через жопу… Вот, кстати, опять пост ДПС. Они здесь не через сорок километров, а через каждые двадцать…

В таком духе они проехали городок Ефремов, пролетели за двести пятьдесят рублей платную дорогу аж в полсотни километров длиной и притормозили у кафе «Славяночка» — время близилось к ужину. Тут же отдыхал с десяток машин, словно говоря: «Проверено, мин нет. Не отравят».

— Здравствуйте, гости дорогие, — сказала из-за прилавка осанистая, не старая еще хозяйка. — Присаживайтесь, выбирайте.

В ушах и на пальцах у неё блестело золото, не бог весть какое изысканное, но массивное. Пышная телом, уверенная, остроглазая — настоящая хозяйка придорожной корчмы. Вкусно накормит, сладко напоит, а в лихую минуту и чугунной сковородой размахнётся.

— Славная бабёнка… — Пассажир уселся за столик, взял меню, принялся выбирать.

Петрович неопределённо мотнул головой и посоветовал взять лапшу.

Он мог бы рассказать, как в суперснежную зиму одиннадцатого года трассу «Дон» замело снегом, а доблестное МЧС подевалось неизвестно куда и тогда эта славная бабёнка мигом подняла цены в пять раз. Как вам лапша за четыреста рублей? Гуляш за пятьсот? Пара-тройка кусочков хлеба за полета? Или пятилитровая бутылка воды аж за сотню?.. Однако к чему вспоминать прошлое — и лапша, и гуляш, и капустный салат оказались действительно вкусными.

Воплотив в жизнь главный закон дороги — водитель должен быть сыт! — они вышли из заведения, окунулись в тёплую истому летнего вечера и… обалдели. По небу прокатывались разноцветные, на манер северного сияния, всполохи. Оправившись от первого потрясения, Петрович обратил внимание на резкую перемену, случившуюся в природе: смолкли птицы, не шелестела листва, все звуки стали какими-то безжизненными, глухими, словно из-под ватного колпака. Мир напоминал треснувший граненый стакан — тронь, и всё, на куски. Или это, может, только показалось?

— Слушай, мы не в Чернобыль, часом, приехали? — почесал затылок Владимирович.

— Н-не знаю, — отозвался Петрович. Не сознаваться же, что испытал некоторое облегчение, обнаружив, что радужные сполохи привиделись не ему одному: а то уж было испугался, не траванулся ли у «славной бабёнки».

Тут в кармане брюк проснулся мобильник. Звонила жена Люда, работавшая на «скорой помощи» медсестрой. В её обычно спокойном голосе слышалась явная тревога:

— Андрюша, ты как? Нормально? Я пока тоже… — Его непроизвольно насторожило это «пока», а она продолжала, торопливо, словно боясь, что связь вот-вот оборвётся: — Я к тому, что ты возвращаться особо не спеши. «Скорая» прямо нарасхват… После грозы в обед началось…

— С ума сходят? — Петрович был наслышан от жены о резких сменах давления, способных спровоцировать эпилепсию и даже инфаркты. — Так ведь и без того в дурдоме живём… Конкретно-то что?

— Какая-то зараза вроде эпидемии, — понизила голос жена. — Некоторые даже умирают… очень выборочно… В банках, в офисах, в дорогих магазинах… На Рублевке, говорят, случаев много… А вот в метро, в общественном транспорте — на порядок меньше. А что за болезнь — непонятно, никаких симптомов. Просто раз — и остановилось сердце. Кто-то говорит — теракт, отравление, но тогда почему…