Эрагон. Брисингр - Кристофер Паолини

Внезапный порыв ветра унес в сторону слова верховного жреца, и остальная часть обязательств осталась для Эрагона неясна. Зато, к своему ужасу, он увидел, что каждый из присутствующих на церемонии вытащил по небольшому кинжалу с изогнутым лезвием, а затем все они стали наносить себе удары этим ножом по сгибу руки у локтя, орошая алтарь собственной кровью.

Через несколько минут рассерженный ветерок улегся, и Эрагон снова услышал жреца:

— И те вещи, которых вы давно и страстно желаете, будут даны вам в дар как вознаграждение за ваше послушание… Наше преклонение беспрекословно и абсолютно. Мы исполнили свой обет. Однако же, если среди вас есть такие, у кого хватит мужества, чтобы показать нам истинную глубину своей веры, пусть выйдут вперед!

И все собравшиеся с застывшими, неподвижными лицами дружно шагнули вперед; это, очевидно, и был тот момент, которого они ждали.

Довольно долго все молчали; казалось, они уже будут разочарованы в своих ожиданиях, но тут один из последователей культа, темноволосый юноша, вырвался вперед с криком: «Я готов! Я сделаю это!» С радостным ревом его братья по вере вновь, точно дикари, зазвенели своими колоколами, подстегивая собравшихся и приведя их этим звоном в такой экстаз, что они стали подпрыгивать и вопить, точно безумцы. Эта дикая музыка даже в душе Эрагона вызвала странное возбуждение — несмотря на отвращение от вида кровавого обряда — и пробудила в нем некие первобытные, буйные чувства.

Сорвав с себя золотистые одежды и оставшись в набедренной повязке, темноволосый юноша вспрыгнул на алтарь, разбрызгивая кровь, пролитую верховным жрецом. Он повернулся лицом к Хелгринду и стал исполнять какой-то ритуальный танец, дрожа, извиваясь, словно пораженный параличом, и стараясь попадать в ритм громкому перезвону металлических колоколов. Голова его вращалась как бы сама собой, и казалось, вот-вот она оторвется от шеи; в уголках губ выступила пена; руки извивались, точно змеи. Он обливался потом, и его обнаженное тело блестело в закатных лучах, точно бронзовая статуя.

Звон колоколов вскоре достиг какого-то совершенно сумасшедшего темпа; одна нота словно налезала на другую, не давая той отзвучать, и в этот момент молодой человек выбросил вперед руку. Один из жрецов тут же вложил в нее рукоять некоего странной формы клинка, широкое плоское лезвие которого было острым только с одной стороны, а с другой было снабжено зубцами и напоминало крыло дракона. Клинок был небольшим, фута два с половиной, и его лезвие длинным стержнем крепилось к рукояти, украшенной чешуйчатой резьбой и остаточной кросс-гардой. Это оружие было явно предназначено для одной-единственной цели: насквозь прорубать доспехи, а вместе с ними и кости с сухожилиями столь же легко, как если бы им вспарывали кожаный бурдюк.

Юноша поднял страшный клинок, направив его острие к вершине Хелгринда, затем упал на колено и с нечеловеческим воплем рубанул лезвием по своему правому запястью. Кровь оросила не только алтарь, но и каменистую насыпь вокруг.

Эрагон поморщился и отвел глаза, хотя не слышать пронзительных криков несчастного было невозможно. На поле брани Эрагону доводилось видеть и более страшные ранения, однако было нечто неправильное, уродливое в этом сознательном стремлении искалечить себя, когда и без того бед и увечий хватает даже в повседневной жизни.

Зашуршала жесткая сухая трава — это приподнялся и завозился Роран, сердито бормоча какие-то ругательства, которые заглушала его густая борода.

Пока один из жрецов перевязывал рану юноши — явно останавливая кровотечение с помощью магического заклятья, — второй отвязал от носилок верховного жреца двух рабов и приковал их цепями за щиколотки к железной петле, намертво вделанной в алтарный камень. Затем прислужники извлекли из-под своих одежд многочисленные свертки и сложили их горкой на землю, но на расстоянии, недоступном прикованным рабам.

Обряд подходил к концу; жрецы и их свита покинули Хелгринд и направились в сторону Драс-Леоны, завывая и звоня в колокола. Ставший теперь одноруким, последователь культа, спотыкаясь и пошатываясь, брел следом за носилками Верховного Жреца, и на лице его играла блаженная улыбка.

— Ну что ж… — сказал Эрагон, наконец-то позволяя себе выдохнуть, когда процессия скрылась за дальним холмом.

— Что? — спросил Роран.

— Я побывал и у гномов, и у эльфов, но нигде не видел ничего подобного, хоть сколько-нибудь похожего на те дикие вещи, которые совершают эти люди, точнее, эти человеческие существа!

— По-моему, они такие же чудовища, как и раззаки. — Роран мотнул подбородком в сторону Хелгринда. — А теперь, когда они ушли, можешь ты попробовать узнать, там ли Катрина?

— Сейчас. Но приготовься бежать, если что.

Закрыв глаза, Эрагон медленно направил свои мысли вовне, осторожно перемещая их и как бы ощупывая ими, точно щупальцами, души различных живых существ. Просачиваясь сквозь пространство, как вода сквозь песок, он касался своим мысленным взором перенаселенных городов, созданных насекомыми, суетливых ящериц и спешащих по своим неотложным делам змей, которые моментально прятались среди теплых камней; он проникал в души певчих птиц и бесчисленного множества млекопитающих. Впрочем, насекомые, звери и птицы были чрезвычайно заняты в преддверии близившейся ночи; некоторые уже успели удалиться в свои гнезда и логова, другие же, ведущие ночную жизнь, еще только пробуждались, готовясь к новой охоте или пастьбе.

Способность устанавливать мысленную связь, как и способность чувствовать, естественно уменьшалась с расстоянием, и к тому времени, когда мысленный «щуп» Эрагона добрался до подножия Хелгринда. он уже мог воспринимать только мысли наиболее крупных животных, да и то довольно слабо.

Но он продолжал свой осторожный поиск, готовый в любую минуту прекратить его, если случайно коснется мыслей тех, на кого они с Рораном, собственно, и затеяли охоту: раззаков и их сородичей, этих гигантских летхрблака. служивших раззакам скаковыми лошадьми. Эрагон решился на эту мысленную разведку, обнаруживая тем самым свое присутствие, только потому, что знал: никто из раззаков не способен воспользоваться магией. Эрагон также не верил и в то, что раззаки способны проникать в чужие мысли и использовать это в свою пользу. Впрочем, и раззакам, и летхрблака подобные умения были совершенно ни к чему, ведь одного их зловонного дыхания хватило бы, чтобы заставить оцепенеть даже самого крупного из великанов.

И все же Эрагон, безусловно, рисковал. Однако ему, Рорану и Сапфире просто необходимо было знать, где находится невеста Рорана — Катрина. Скорее всего, раззаки заключили ее в темницу именно в Хелгринде, и, узнав это, они с Рораном сразу поняли, что им делать дальше — попытаться спасти девушку или же поймать кого-то из раззаков и подвергнуть его жестокому допросу.

Эрагон обследовал души живых существ очень долго и очень тщательно, так что, когда он, наконец, вернулся «в себя», Роран смотрел на него, точно голодный волк. В его серых глазах горели гнев, надежда и отчаяние, которое было столь велико, что казалось, он вот-вот взорвется и подожжет все вокруг невообразимо мощным огнем своей души, так что расплавятся даже скалы.