Мир вечного ливня - Дмитрий Янковский

Я вскрикнул, проснулся и чуть не свалился с дивана. Грудь жгло, а дыхание восстанавливалось с трудом.

— Черт! — ругнулся я, скидывая одеяло. — Ну что за напасть!

Свет хмурых предутренних сумерек пробивался через занавески, еле заметно разжижая темноту в комнате. Я пошарил рукой по полу, ища сигареты, но не нашел. Наверное, против обыкновения я оставил их на столе. Сон запечатлелся в памяти отчетливо, но это ненадолго. Только начнешь шевелиться активно, он истончится и быстро перейдет границу, отделяющую реальные воспоминания от фантазий. В такие минуты главное — успеть его поскорее записать, пока еще понятна внутренняя логика сна, пока он не превратился в бессвязный бред.

Для этих целей у меня была специальная тетрадь — толстая, в обложке под кожу, с желтоватыми клетчатыми страницами. Конечно, далеко не все сны я туда записывал, но такие, как сегодняшний, — обязательно. За время, проведенное в госпитале и дома после ранения, они мне снились не меньше двух десятков раз. Эти ночные видения отличались от других тем, что всегда были про войну. Причем про войну в одном и том же залитом водой лесу, через который вела, по всей видимости, единственная грунтовая дорога, размытая и размочаленная до последней возможности. В лесу всегда шел дождь — непрерывно. Однако содержание снов отличалось порою весьма значительно. Сегодня, к примеру, почти не было боя, а в прошлый раз пришлось брать штурмом какую-то заросшую деревьями высоту у дороги, на мой взгляд, совершенно бессмысленную, но тем не менее очень хорошо укрепленную. Тогда из многоствольного лучемета накрыли Искорку в укрытии, и я видел в прицел, как ее тело в одно мгновение разнесло на сотню обугленных кусков. Кажется, тогда всем досталось. Причем я держался молодцом, меня убили одним из последних.

Вставать с дивана не хотелось, а вот желание курить было неистовым. Оно пришло из сна, где мне в который уж раз не удалось сохранить сигареты сухими. В конечном итоге пришлось этому желанию уступить.

Я поднялся, и тут же под ногой хрумкнула картонная пачка.

— Черт! — в сердцах выругался я, не понимая, как мог не найти ее сразу.

К босой пятке прилипли табачные крошки и крохотный обрывок картона. Нагнувшись, я убедился, что ни одной целой сигареты внутри не осталось. Можно было, конечно, вытряхнуть табак и свернуть самокрутку, но не хотелось возиться, к тому же мысль о вонючем дыме газетной бумаги притупила тягу к никотину.

Я решительно швырнул пачку в мусорное ведро на кухне и достал из стола тетрадку для записи снов. Поначалу особой системы в таких дневниках не было, я просто по памяти переписывал военные сны, которые в отличие от всех остальных помнились очень ярко. Но позже, когда я понял, что воевать по ночам приходится примерно в одной и той же местности, примерно с одним и тем же противником, против вооружения единого типа, мне пришла идея все упорядочить.

Начал я с оружия и местности. Сперва составил нечто вроде энциклопедического словаря, состоящего из небольших статеек, в которых было одно или несколько жаргонных названий оружия, его внешнее описание, принцип действия, как я его понимал, а также поражающие факторы и тактико-технические данные, полученные, как правило, опытным путем.

Поначалу с названиями была путаница — в разных снах разные люди называли одни и те же вещи по-разному. Но потом я понял, что, несмотря на это, все понимают, о чем речь, так что я стал записывать то название, которое больше всего нравилось мне самому, а остальные иногда указывал в скобках.

Потом случайных людей в моих снах почему-то становилось все меньше и меньше, а из тех, с кем мне в реальности пришлось пройти огонь и воду, сформировался некий костяк. В конце концов небольшая часть нашего взвода, которым мы воевали на афганской границе, превратилась в сплоченный отряд. Правда, в реальности этот отряд было уже не собрать. Игорь Зверев погиб в Таджикистане, Искорку списали по здоровью после третьей чеченской, причем здоровье я сам ей подпортил, но выхода другого не было. Лучше полгодика похромать, чем раньше времени улечься в могилу. Андрей чуть позже сам уволился и уехал на родину. Там он служил в дорожной милиции, а я чуть не вовлек его в отчаянную авантюру, когда американцы собирались вторгнуться в Крым. Но не успел. В один жуткий для меня день Андрей, сопровождая на патрульной машине колонну автобусов с детьми, принял на себя лобовой удар встречной машины, выехавшей на встречку. И надо же — по жуткой иронии судьбы этой машиной оказался «Хаммер», в котором командир американских десантников ехал на встречу в городскую администрацию. В общем, Андрей детей спас, а сам… Я даже к нему на похороны не пошел, не проводил. Не сумел заставить себя увидеть его мертвым. Хотя, говорят, его в закрытом гробу хоронили.

Реально в строю из сегодняшних остался только Цуцык, но мы с ним не виделись довольно давно.

Независимо от того, кто из нас был жив, а кто погиб, мы все погибали в снах. Я по многу раз видел смерть каждого из соратников, а меня самого она настигала каждый раз перед пробуждением. Но затем мы снова встречались в лесу под ливнем, на размокшей и раздолбанной колесами и гусеницами дороге, стараясь не обсуждать того, что было в предыдущие разы.

Лишь просыпаясь, я спешил записать все в тетрадку, систематизировать опыт, чтобы второй раз не наступать на одни и те же грабли. Я учитывал причины как собственной гибели, так и гибели друзей, я был готов поделиться с ними наблюдениями, но, засыпая, сам попадал под власть неписаного закона — о смерти ни слова.

В этот раз большого опыта я не набрал, поэтому запись оказалась скупа — я запечатлел на бумаге только поход из ниоткуда в никуда, состав команды, число бронемашин. В статейку о «ежах» я добавил, что они могут иметь систему замедления взрыва более чем на десять секунд, поэтому следует внимательно отслеживать каждый сброшенный с рейдера снаряд.

Сам легкий рейдер описывать не было необходимости — эти машины, непонятно кем и как управляемые, появлялись чуть ли не в каждом сне и были мною подробно описаны. В поведении этих боевых летательных аппаратов было, на мой взгляд, одно важное противоречие, которое я до сих пор не разрешил. Из-за очень плоской формы летающего крыла в нем не мог уместиться пилот, однако в бою рейдеры всегда вели себя так, словно управлялись не дистанционно, а изнутри. Ну, это всегда можно понять — пилоту за пультом где-нибудь в бункере не страшно вести аппарат на пули, а рейдеры всегда активно маневрировали в бою, спешно уходя за тучи, если попадали под плотный обстрел. Получалось, что либо пилоты несли очень серьезную ответственность, вплоть до смертельной, за потерянный аппарат, либо они все-таки находились в кабине, а не в бункере. Если допустить второе, то они имели просто крохотные размеры.