Так держать - Рейнбоу Рауэлл

Саймон

Летом я предпочитаю не думать об Уотфорде. Будучи одиннадцатилетним мальчишкой, я провел все каникулы после первого курса в мыслях о школе. Обо всех, с кем познакомился там – с Пенелопой, Агатой, Магом. О башнях замка и территории вокруг него. О чаепитии. Пудингах. Магии. О том, что я и есть сама магия.

До посинения думал я об Уотфордской школе магии, фантазировал о ней, пока она не стала казаться мне не более чем вымыслом. Еще одной фантазией, призванной как-то занять мое время.

Точно так же я раньше мечтал о том, что когда-нибудь стану футболистом или что мои родители, мои настоящие родители, вернутся за мной…

Что мой отец окажется футболистом. А мать – шикарной моделью. Они объяснят, что оставили меня, потому что были слишком молоды для родительских обязанностей и потому что карьера отца шла в гору.

– Но, Саймон, все это время мы тосковали по тебе, – сказали бы они. – Мы искали тебя.

А потом они забрали бы меня к себе в особняк.

Особняк футболиста… Пансион Магии…

При свете дня они оба кажутся мне не более чем вздором. Особенно когда я просыпаюсь в комнате с семерыми другими подкидышами.

В то лето я до тошноты вбивал воспоминания об Уотфорде себе в голову, пока осенью не получил билет на автобус и свои документы вместе с запиской от самого Мага…

Значит, все было взаправду!

А на следующее лето, окончив второй учебный год в Уотфорде, я запретил себе думать о магии. На несколько месяцев. Запрятал все мысли в дальний ящик. Не скучал по магии, не мечтал о ней.

Для себя я решил: пускай в сентябре меня ждет большой сюрприз в виде мира магов, если, конечно, это произойдет. Так и случилось! И пока все неизменно.

Маг как-то сказал, что когда-нибудь позволит мне провести лето в Уотфорде. А может, даже в его компании – на каникулах.

Но потом он заявил, что мне будет полезнее проводить несколько месяцев в году среди нормалов. Чтобы не утратить языковые навыки и сохранить трезвость ума. «Саймон, – сказал он, – пусть трудности заострят твой клинок».

Я думал, что Маг действительно имел в виду клинок, Меч Магов. Потом же понял, что он говорил обо мне.

Я и есть клинок. Меч Мага. Однако я не уверен, что проведенные в детских домах каникулы способны сделать меня «острее»… Скорее голоднее. Поэтому мне больше всего на свете хочется попасть в Уотфорд.

Баз и его родня – все древние, богатые семейства – не верят, что кто-то, подобно им, может постичь суть магии. По их мнению, лишь они достойны обладать силой.

Но никто не любит магию так, как я.

Другие волшебники – мои одноклассники или их родители – не понимают, что значит жить без магии.

А я понимаю.

И сделаю что угодно, чтобы по приезде магия была со мной.

Я серьезно пытаюсь не думать об Уотфорде, когда нахожусь за пределами школы, но этим летом ничего не вышло.

После прошлогодних событий я думал, что Магу нет дела до таких пустяков, как окончание четверти. Разве можно прерывать войну, чтобы отправить детей по домам на летние каникулы?

К тому же я больше не ребенок. По закону я мог оставить детский дом в шестнадцать лет. Снял бы себе где-нибудь квартиру. Может, в Лондоне. Средств бы хватило. У меня припасена огромная спортивная сумка с золотом лепреконов, которое исчезает, лишь если его передать другому волшебнику.

Однако, как и прежде, Маг отправил меня в новый интернат. Спустя столько лет он по-прежнему носится со мной, как курица с яйцом. Думает, что в скорлупе я буду в безопасности. И Тоскливиус не вызовет меня, когда только захочет, что он, собственно, и сделал со мной и Пенелопой в конце прошлой четверти.

– Он может вызвать тебя? – требовательно спросила Пенни, когда мы вырвались из его лап. – С помощью водоема? Саймон, это невозможно. Такого раньше не случалось.

– Я обязательно передам ему твои слова, – проговорил я, – когда он в следующий раз призовет меня, как какую-нибудь жалкую демоническую белку!

Когда Тоскливиус выдернул меня, Пенелопа случайно коснулась моей руки и перенеслась вместе со мной. А спаслись мы только благодаря ее острому уму.

– Саймон, – сказала Пенелопа в тот день, когда мы возвращались на поезде в Уотфорд. – Это очень серьезно.

– Зигфрид и чертов Рой, Пенни! Я знаю, что это серьезно. Теперь у Тоскливиуса будто есть мой номер телефона. Которого даже у меня нет. И где он его раздобыл?

– Почему мы до сих пор так мало знаем о нем? – разозлилась Пенелопа. – Он такой…

– Коварный, – договорил я. – Тоскливиус Коварный и все в этом духе.

– Саймон, прекрати подшучивать. Я серьезно!

– Знаю, Пенни.

В Уотфорде Маг выслушал нас и убедился, что мы не пострадали, а потом отпустил. Просто… отправил на каникулы.

Абсурд, да и только.

Конечно же, я провел все лето в мыслях об Уотфорде. Обо всем, что произошло и могло произойти, как и о том, что стояло на кону… Я словно томился на медленном огне.

Но при этом я не позволял себе предаваться фантазиям обо всем хорошем, что связано с Уотфордом. Ведь именно это и сводит тебя с ума, когда ты тоскуешь.

Я веду список всего, по чему скучаю, но разрешаю себе заглянуть в него, только когда до Уотфорда остается час пути. Затем просматриваю пункт за пунктом. Словно постепенно погружаюсь в холодную воду. Полагаю, противоположное этому – погрузиться во что-нибудь приятное, чтобы избежать потрясения.

Я начал вести список – список всего хорошего, – когда мне было одиннадцать, так что, наверное, пора вычеркнуть некоторые пункты. Но это сложнее, чем может показаться на первый взгляд.