Саламандра - Полевка

— Ах, как горячо! — воскликнул рыжик и потерся попой о Сканда, — я подумаю о вашем щедром предложении. Скажу честно, вы мне сегодня снились — голым! — по подбородку Теланири потекла слюна, как у голодной собаки. Лекс улыбнулся и продолжил, — вы брели по дороге голым и босым, и это было так печально! И теперь, когда я узнал о предсказании оракула, мне прямо страшно за вас, как бы мой сон не стал вещим!

Теланири нахмурился и посмотрел с сомнением на Киреля, тот в ответ поднял высокомерно брови.

— Я думаю, хранителю рек не стоило покидать свои реки, враги не дремлют. Взять, к примеру, Озерный край, у них говорят колдун сильный появился…

Теланири задумался. Одинокая мысль, случайно попавшая ему в голову, металась в ужасе. Божок недовольно вернулся к своему креслу и, подозвав своего человека, что-то прошептал ему в ухо. Темнокожий воин рванул к выходу, как будто его пнули. Лекс поймал взгляд Киреля и подмигнул ему, тот в ответ довольно улыбнулся.

— И что я пропустил? — прищурился Пушан, переводя взгляд с одного на другого.

— Я хотел бы оставить спасенных детей себе, — Лекс решил, что сейчас самое подходящее время для просьбы.

— Хорошо, — Кирель ухмыльнулся, — считай их подарком на свадьбу. Только зачем тебе столько младших в доме? И кроме того, эти дети ни на что не годны, им на арене было самое место.

— Они что, все младшие? — уточнил Лекс.

— Все, — Кирель ухмыльнулся, — ты этого так и не понял? Как правило, все монахи младшие, мы специально следим, чтобы из подкинутых яиц вылуплялись только младшие. Они более спокойны, чем старшие, их легко дрессировать, и, главное, они понимают, что окажись они на улице, их ожидает только панель и всеобщее презрение.

Лекс поднял взгляд на Сканда, а тот удивленно пожал плечами, — у тебя есть четверо бывших монахов, они младшие, ты что, не понял?

— Я как-то не задумывался над этим. Парни и парни, ну, некрупные, но может, их кормили плохо в детстве и они не выросли?

— Они же пахнут иначе, — удивился Сканд, — ладно рост, но запах ведь не скроешь.

— Я запахи не различаю, — сознался рыжик, — у меня вместе с памятью и обоняние пропало…

— Прости, маленький, — Сканд поцеловал Лекса, — я тогда был так зол на тебя, чудом не убил…

«Убил, вообще-то» подумал Лекс и задумался. Странно все же получилось. Один умер здесь, а я непонятно где в другом мире и на другой планете, как такое вообще возможно…

— Мы можем казнить преступников на арене, — Сканд потискал задумчивого рыжика и потащил к креслу, — в тюрьме полно народу, который ждет, кто решения суда, а кто и палача. Можно совместить полезное с приятным. Устроить публичные казни. Объявлять, кто из преступников будет казнен, и выпускать на арену ящеров. А там боги сами решат, кто достоин жизни, а кто нет.

— Хорошая мысль, — поддержал брата Пушан, — заодно и тюрьмы разгрузим, а то корми дармоедов. У нас собралось много всякого ворья, отрубать раз за разом руки, это не выход. Предлагаю, после того, как вора поймают второй раз, отсылать его не в тюрьму, а на арену. И денег сэкономим, и опять-таки, людям развлечение.

— Хорошо, — Шарп махнул рукой со своего кресла-трона, — праздники закончатся, и рассмотрим это предложение в сенате. А сейчас занимайте свои места, представление продолжается.

Все уселись на свои места, только Сканд, увидев, как морщится рыжик, усаживаясь бедной попой на подушечку, взял его к себе на колено. Лекс сидел, как на жёрдочке, отшлепанные половинки были в безопасности, и поэтому он, приобняв Сканда за шею, занялся самоедством и размышлениями. Так все странно закрутилось. Ведь он не хотел заниматься прогрессорством в этом диком мире, но так получилось, что он принес сюда и требушеты и порох. Попробуй теперь сохрани этот секрет! А теперь еще эти дети, с ними тоже надо что-то делать, что-то посильное, а это значит, надо опять что-то приносить новое…

На арене гладиаторы охотились на ящеров. Но Лекс их не видел. Он уткнулся носом в шею Сканду и попытался осмыслить все заново. Как-то в суете и беге последних событий у него совсем не было на это времени.

— Я тебя люблю, — Сканд по своему воспринял тихое сопение на плече, — не грусти, мы что-нибудь придумаем с этими малышами, хорошо, что ты за них заступился. Но больше так не делай, а то…

Сканд провел рукой по пылающим половинкам. Лекс прикусил его за шею в ответ, а потом лизнул полукружья отметин зубов и опять задумался, что же придумать. На руках Сканда было спокойно, и он не заметил, как заснул. Все же, усталость последних дней догнала его в самый неподходящий момент.

Мальчишки

Лексу снился тревожный сон, что он попал под обвал и его засыпало камнями. Было тяжело дышать и казалось, еще немного, и его раздавит окончательно. Лекс осторожно пошевелился, чтобы понять, насколько все плохо, но камни придвинулись ближе, и что-то мокрое засопело в макушку. От таких неожиданных ощущений Лекс проснулся окончательно и открыл глаза.

Он был в спальне Сканда, за окном начинало светать. Мелкие птеродактили, что были здесь вместо птиц, осторожно посвистывали среди листвы. То, что во сне он принял за камни, были руки и, похоже, нога Сканда, которую здоровяк закинул на него. Лекс попытался откинуть руку, но в ответ его прижали еще сильнее. Сканд вцепился в него, как ребенок в плюшевого медведя, и, похоже, так просто выбраться из этих объятий не получится. Рыжик осторожно развернулся в коконе объятий и наконец увидел не по-утреннему сосредоточенного амбала.

— Не спишь? — Лекс ухмыльнулся, настолько сосредоточенным был взгляд Сканда.

— Охраняю, — Сканд вздохнул, — стоит только тебя выпустить из рук, как ты сразу куда-то бежишь. Или в плен к пиратам, или реки разворачивать, или к ящерам в пасть.

— Я не специально, так получается.

— Я понимаю, — Сканд тяжело вздохнул и зарылся носом в волосы рыжика, — только от этого легче не становится. Не хочу, чтобы тебя обижали, тебе меня должно было за глаза хватить.

— Я хочу тебе что-то сказать, — Лекс попытался отодвинуться, — что-то очень важное.

— Да знаю я, что ты хочешь сказать, — Сканд потискал рыжика, — ты хочешь есть и я должен тебя немедленно отпустить.

— Дурак! — Лекс отпихнул от себя громилу и наконец вырвался из захвата, — я, может, собирался тебе в любви признаться, а ты все испортил! Ты считаешь, что единственное, о чем я могу думать