Где нет княжон невинных - Артур Баневич

— Это клевета!

— Клевета?! Если б я хотела тебя оскорбить, то спросила бы о цепочках бессовестных! Сколько их там было, Дебрен?

— Три, — механически бросил он.

— По одной на каждой. — Ленда осеклась, удивленно подняла глаза. — Ты что сказал? Три?

Магун запоздало попытался скрыть лицо за кубком. Не получилось: они внимательно следили за ним. Все.

— Я? — однако попробовал он. — Что-то о трех?..

— Дебрен! — предостерегающе бросила Ленда.

— Дебрен… — прошептала зарумянившаяся Петунка, то ли скромно отводя глаза, то ли призывно трепеща длиннющими ресницами. — Ох.

— Ох? — Ленда тоже заговорила гораздо тише. Слишком тихо. — Ох! Черт побери… Так, значит, все-таки…

— Княжна, послушай…

— Это теммозанские цепочки, так ведь? — Не слушая его, она бросила угрюмый взгляд на хозяйку. — Ну конечно. Рубашка мало что сверху-то закрывает, сестра. Впрочем, неудивительно, жаль было б скрывать такие красивые… Там третьей не было. Хотя должна была быть…

— Петунка? — Збрхл пялился на золотоволосую немного жалостливо, немного мечтательно.

— Это типичный набор, — снова попытался Дебрен. — Танцовщиц живота. Собственно… если кто-то хоть немного разбирается… Это как со шпорами: видишь их и можешь смело поспорить, что выше найдешь рыцарский пояс. Потому что…

— Дебрен, — прервала Ленда. — Ты мне это уже излагал. После случая с молодым Сусвоком. Поэтому коротко: ты случайно на голую задницу Петунки глянул или именно ради нее к мойне прокрался? Только покороче, пожалуйста.

— Ты с ума сошла? — возмутился он, не вполне, впрочем, искренне. — Мне для этого пришлось бы в какую-то… то есть через какую-то… Чума и мор! Я — серьезный чародей! Магун! Окончивший высшую из высших академий!

— Учеба — дело дорогое, — проговорила Ленда, сдерживая голос. — Понимаю. Ничего удивительного, что после многолетнего отказа от… некоторых естественных…

— Ленда, черт побери, я даже не знаю, где эту мойню искать! Не говоря уж о щели!

— По дорожке из брусьев прямо… — разъяснил Выседел.

— Не лги, Дебрен. Я не молодка, многое понимаю и могу принять, но об одном тебя прошу: не лги. Разум — последний козырь, какой у меня остался, и если ты даже им пренебрежешь, то нас уже ничто…

— Я не подглядывал за вами! Зараза, даже когда мы сюда ехали, я старался на тебя не смотреть!

— Это следует считать аргументом! — уточнила Петунка. — Потому что комплиментом — вряд ли.

— Благодарю. — Ленда побледнела так резко, словно ей накинули на лицо простыню. — За откровенность. Хо… хотя ты мог бы… это поде… ликатней…

Она умела сдерживаться, поэтому никто не успел заметить слез, заполнивших глаза. Немного синие, немного зеленые с рассеянными тут и там золотистыми крапинками. Но никому и не надо было видеть. Опускаясь на лавку и скрывая лицо в прижатых к столу руках, она повела себя совершенно однозначно. К тому же уже не владела собой. Слышно не было ничего, но ее дрожащая спина и съехавший на сторону парик говорили сами за себя.

— А ко всему прочему еще и истеричка, — буркнула Петунка, явно не зная, что делать с руками. — Один к одному — бельничанка во всей своей красе.

— На… наполовину, — пробормотала Ленда, шмыгая носом, сквозь слезы. — Па… папа был… Он был…

— Иностранец.

Все, кроме утирающей глаза рукавами Ленды, устремили удивленные взгляды на Выседела.

— Ну что? Я ж говорил: акцент у нее чужой. Если б у нее оба родителя были бельничанами, то она и говорила бы иначе. Да и на тебя похожа, — робко улыбнулся он жене. — Вот я сразу и догадался, что у нее в крови не одна бельницкая кровь, а и что-то хорошее есть.

— Ты упился? На меня похожа? Она? — Петунка помрачнела. — А ты не реви. Не хватает еще, чтобы стали говорить, будто я клиентов до истерики довожу. Ну, успокойся. Ничего страшного не случилось. Реветь-то должна я, потому что меня Дебрен голой подсмотрел.

— Чума и мор! Сколько раз можно повторять, что я не…

— Л… лжец! — выдавила Ленда. — Я же знаю! У меня даже пояс за… зазвонил! Я четко твой… взгляд чувствовала!

— Что эта коза плетет? Какой пояс? — забеспокоился Збрхл. — Петунка? Что вы в той мойне?..

— Взгляд? — Дебрен угадал почти сразу. — Не реви, погоди немного, это важно. Звонил или, может, вибрировал? Ты знаешь, о чем я говорю. Когда в колоколе звук угасает, то можно услышать легкое дрожание. Вот о чем я.

— Прохвост! Еще и за идиотку меня!..

Дебрен выругался, взял арбалет со стойки.

— Збрхл, — указал он на стол с оружием. — Возьми бердыш. И стереги дверь. В случае чего… Не выходите. Пережди несколько дней, подлечи Ленду и Гензу. Только тогда. Утром. Как можно раньше, чтобы вас тьма в лесу не застала.

— Дебрен? — Збрхл мало что понимал, но говорил уже сквозь натягиваемые через голову латы. — Что происходит? Дерьмо и вонь! Кто из нас пьян? Я или вы?

— Ви… вибрировало. — Ленда уже не прятала ни покрасневшие глаза, ни распухший нос. — Так это… правда не ты?..

— И присматривай за ней.

Дебрен захлопнул за собой дверь прежде, чем лицо Збрхла выглянуло из-под пластин лат. Хотя, конечно, бежал он не от глаз ротмистра. Просто хотел оказаться как можно дальше, предчувствуя, что, придя в себя от изумления, Ленда предложит ему свое общество. Мотивы могли быть диаметрально противоположными, но она пошла бы в любом случае. Допустить этого он не мог.

Он вышел с арбалетом на изготовку и палочкой в зубах. Повторял себе, что грифон — всего лишь большой летающий кот. А прожил так долго потому, что охотились на него любители.

Присев у стены и придерживая арбалет одной рукой, он занялся зрением. Ничего не получалось. И только когда из чернильно-синего мрака проступили первые контуры, он догадался, в чем дело.

Двор, сколько хватал глаз — то есть пока что на двадцать шагов, — был нашпигован заостренными кольями высотой в два человеческих роста. Кое-где из земли торчали сломанные обрубки. Расстояния между кольями были слишком велики, чтобы помешать Пискляку приземлиться, но достаточны, чтобы заставить его маневрировать и исключить нападение с кошачьего полета, — а это уже что-то. Грифону надо было прилететь на двор, затормозить и только тогда опускаться между остро заструганными кольями. Это давало время для бегства. Возможно, для выстрела. Насколько точного — другой вопрос: если добавить сюда плодовые деревца, колодец, навес с корытами и различные пристройки, преграда получалась довольно плотная.

Дебрен подправил зрение и теперь в течение нескольких бусинок мог видеть не хуже стареющей совы. Термовидением пользоваться не стал. Мир тепловых пятен был слишком странным, мозг управлялся с ним не очень хорошо. Конечно, он просканировал окружение. Но это ничего не дало. Было тихо и темно. Выседелы захлопнули ставни на первом этаже. Однако совиным глазам Дебрена хватило света: они получали его ровно столько, сколько могли использовать. С заклинанием у магуна что-то не получилось: при обычной чувствительности аккомодация сильно сдавала. Временами он отчетливо видел дальние горные вершины даже на бельницкой границе, но с трудом отличал частокол от леса. Чума и мор! Перебрал. Сквозь дверь он слышал все более раздраженный голос Збрхла. Не понимал слов и не слышал Ленды, но чувствовал, что в конце концов услышит — когда девушка перестанет хныкать и вместо того, чтобы бормотать сквозь слезы, накинется на ротмистра. Он уже знал ее настолько хорошо, чтобы предвидеть: сам Збрхл окажется столь же бесполезным, сколь и его разумные призывы, Ленда дорвется до засова и выскочит во двор — разумеется, в самый неподходящий момент. Именно учитывая нечто подобное, он постарался побыстрее закончить с фильтрацией. В результате обрел прекрасное, но, увы, очень локальное зрение. Половина двора оставалась для него невидимой. Зато не требовалось много света, чтобы охватить взглядом оставшуюся половину.