Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

В своё оправдание я могла сказать, что была молода, неопытна и безумно мечтала о любви и семье. Шестое чувство буквально кричало мне держаться подальше от ван Вильсона. Но кто прислушивается к своей интуиции, когда окрылён мечтами о красивой любви?

Ван Вильсон незаметно и методично выбивал из-под меня и моей жизни одну опору за другой, а мне казалось это проявлением заботы. Всё преподносилось, как забота. Постепенно я растеряла всех друзей. Общение с семьёй практически оборвалось

«Милая, зачем тебе друзья, которые тебя не поддерживают? Сложно назвать общение дружбой, когда за спиной распускают о тебе сплетни».

«Разве ты не замечаешь, что твои родные обращаются к тебе только тогда, когда им от тебя что-то нужно? После встреч с ними ты приходишь разбитая и уставшая. Разве любящие люди так будут поступать?»

«Ты так много работаешь. Только глаза и остались. Давай я возьму заботы о финансах, а ты позволишь себе отдохнуть».

И так капля за каплей из жизни ушло всё, что было ценным для меня.

Я искренне верила, что всё, что делает Абрахам, исключительно из любви и заботы. Он перевёз меня в свой дом, который, как оказалось, позже, вовсе не принадлежал ему. Но тогда моя жизнь была похожа на сказку, о которой мечтает каждая девочка — красивый, сильный и богатый мужчина клялся в любви, говорил о скорой свадьбе и о том, какими будут наши дети.

О том, что ван Вильсон женат, я узнала слишком поздно. В тот вечер я осторожно поинтересовалась, а правдивы ли слухи о жене. Вместо ответа Абрахам вышел из себя. Испугавшись его гнева, я попыталась сгладить ситуацию, перевести разговор на другую тему. Но его было не остановить. Не выдержав, я замолчала и попыталась уйти в другую комнату, но он вцепился в мои волосы и отшвырнул к стене, крича о том, что если женщина не может быть благодарна за то, что мужчина ей даёт, то её следует воспитывать.

— Прости, я не хотел, — виновато сказал он успокоившись. — Но ты сама виновата. Я же ведь всё делаю для тебя, а ты веришь чужим слухам. Что тебе не хватало? Может, ты перестала меня любить и теперь придумываешь причину, чтобы уйти?

Закрывая голову руками, я лежала в позе эмбриона и не верила, что осталась жива. На мне не осталось ни единого живого места.

— Тебе не поверят, — помолчав, сказал ван Вильсон, глядя на меня сверху вниз. — Никто не поверит женщине, которая так легко легла под чужого мужика до свадьбы. Тем более под женатого.

Я снова промолчала. Просто закрыла глаза, пытаясь собрать себя. Я не верила, — не хотела верить, — что мой ласковый и заботливый Абрахам оказался чудовищем. Но страшнее было осознание правоты его слов: никто бы не стал защищать девицу, которая вразрез с общественным нормами морали стала сожительствовать с женатым мужчиной до брака. Это было несмываемое пятно на репутации. На приличную работу не возьмут, если есть печать: «женщина невысоких моральных устоев».

Тогда я сбежала. Далеко, как только это было возможно. Чтобы ван Вильсон не смог меня найти. Никогда. Правда, это удалось не сразу, а лишь спустя несколько месяцев, превратившихся в беспросветный ад для меня.

И вот спустя несколько лет мне показалось, что врата Бездны распахнулись снова.

— Мне надо забрать эту папку, — наконец проговорила я после длительного молчания, и голос показался чужим. — Я потратила годы, налаживая жизнь, и не позволю, чтобы кто-то её разрушил.

— Э-э-э, я бы советовал тебе не горячиться, — отозвался Жан Сержан, явно довольный тем, что его слова угодили в цель. — К министру так просто не попадёшь. У него охраны, как в королевском дворце.

Трудно было не согласиться, но всё же оставалось одно «но». Я наклонила голову и внимательно посмотрела на осклабившееся привидение.

— Тогда зачем вы мне рассказали о папке? Ради того, чтобы я вас выпустила?

Жан самодовольно ухмыльнулся.

— Скажем так, если ты меня выпустишь, то я помогу тебе её достать.

* * *

— Как видите, я сегодня в дурном расположении духа, — я буквально влетела в аудитории, не удосужившись поздороваться со студентами. — А потому любой звук или телодвижение будет восприниматься как угроза. Надеюсь, я понятно объяснила?

Рафаэль скорчил рожу, отложил в сторону перо и брюзгливо поинтересовался:

— Первокурсники напортачили с заклинаниями, и вас обвинили в некомпетентности? Так, вы только скажите, мы им сразу объясним, кто они и почему не правы.

Раскрыв журнал, я хмуро глянула на него и угрюмо хмыкнула.

— О-о-о! Не, не первокурсники, — прищурился Андреас. Почесав подбородок, приподнял указательный палец и несколько раз дёрнул им вверх-вниз. — Неужели оттуда?

— Оттуда, — кивнула я и принялась искать нужную страницу.

Получилось как-то нервно. Меня трясло от напряжения и мрачных мыслей, лезущих в голову. Скрыть своё состояние от студентов было невозможно. Эти черти только по одному движению головы способны понять, в каком состоянии находиться преподаватель и как себя вести, чтобы не огрести неприятностей.

— Э-э-э, нэхорошо как! Очень-очень нэхорошо, — цокнув, покачал головой Фархух и насупил кустистые брови. — Нэкто не должэн портить настраэние госпожа прэподаватель, да? Давайтэ йа говорю с этим нэхорошим чэловэк, да? Он понимать, что нэ прав и извэница!

Я кашлянула. Черноглазый выходец из восточной страны Алемары отличался горячим нравом. Воспитанный в жёстких традициях для него, как для всех алемарцев, учитель являлся самым уважаемым и почитаемым человеком. В его представлении осмелившийся оскорбить учителя заслуживал если не смертной казни, то хорошей взбучки.

Решительное выражение лица Фархуха не оставляло сомнений: найдёт и поговорит. Его родители, простые торговцы пряностями и фруктами в лавочке на Персиковой улице, вложили все средства в обучение сына. Получить диплом было его мечтой. А всё, что стояло на пути к ней, воспринималось как помеха, которую необходимо было устранить.

— Фархух, — выдохнула я, глянув строго исподлобья, — вижу твой боевой настрой. Но давайте используем его в изучении архонского, хорошо? Сегодня мы поговорим об оборотах в языке, которые превращают обычное словосочетание в заклинание.

К середине пары я отвлеклась от тягостных дум. Досье в папке министра, казалось, не более, чем пустой угрозой, к которой прислушиваться не имеет смысла.

Жана Сержана я выпустила из зеркальной ловушки. Рассыпавшись в приторно-сладкой признательности, призрак горячо пообещал, что придумает способ, как пробраться к министру, и растворился в воздухе.

Я слабо верила его обещаниям. Даже если получится пробраться в