Драгоценная кровь - Екатерина Стадникова

Предоставленная сама себе, Кас поспешила во двор. Ни там, ни за его пределами не было видно людей. После бурной ночи рассвет многим пришелся не по нутру. Конюшие спали в обнимку с собаками у стены, а на площади внешнего кольца кто-то натужно мучил лютню, едва попадая по струнам. Только со стен доносились окрики сердитой стражи в момент смены караула. Свежий ветерок ласкал лицо, наполняя сердце радостью, а тело — желанием жить.

Кассия шагала по каменным плитам внутреннего двора, вслушиваясь в стук своих каблуков. Она бродила туда-сюда в надежде встретить Самуэля или Тревора, но никто не появлялся. Отчаявшись, Кас направилась было обратно, только в дверях столкнулась с Тревом.

— Вот ты где, — облегченно вздохнул парень. — Я битый час какую-то Милани пытал. Хотя кто еще кого.

— Сэм не с тобой? — отчего-то расстроилась Кассия.

— Со мной, — кивнул Тревор. — Но ты ж знаешь его, вот он есть, а вот его нет. Невозможно уследить глазом. Полагаю, отправился повидать Саймона. Не думай — Самуэль тосковал по тебе не меньше моею. Просто мне-то можно с тобой встретиться без всяких, а ему нет. Сложно слишком объясняю?

— Немного, — подтвердила она. — Как же тебе удалось так выбиться?

— Не нарочно, — отшутился тот.

Они прогуливались рядом по безлюдному двору, Трев погружался в счастливые воспоминания, связывавшие его с друзьями. Парень смеялся, оживленно жестикулировал и корчил рожи, совсем как в детстве. Но в глубине его светлых глаз Кассия разглядела то, чего в них не было раньше: может, тоску, а может, и боль потерь. Война меняет людей с роковой неизбежностью. Кассии хватало фантазии представлять разные ужасы, только всякий раз подбираясь к этой теме, она упиралась в непреодолимую стену.

— Странно, все лежат в лежку, а ты бодр и свеж. — Кас заложила руки за спину.

— Как папаша твой говорил? — Тревор прищурился. — Не умеешь пить — не пей. Вот я и не пью, хоть и умею. Махнем по любимым местам, пока тут глухо?

— Нет. — Кассия отстранилась. — Барону не понравится.

— А он узнает? — уперся Трев.

— Даже если нет, — отрезала она.

— Ты… сильно изменилась, — вздохнул парень.

— Как и ты. Лучше скажи, когда кончится война?

Ей удалось переключить Тревора на другую тему.

Он принялся увлеченно рассуждать о будущем, как какой-нибудь прорицатель. Друг пророчил второй поход.

— Подкопим сил еще пару месяцев. Наберем новых рекрутов и снова двинем на войну с Легионами Проклятых. Тогда демонам не поздоровится, — обещал он. — Пусть только солнышко подсушит хляби.

— Если вы воюете, как празднуете, точно победа наша, — улыбнулась Кас. — После похода сразу за столы.

— Не сразу, — признался парень. — Мы пару дней в лесу лагерем простояли. Надо же было и в порядок себя привести. Чтобы, значит, красиво в город войти.

Тревор и Кассия виделись почти каждый день. Она читала, сидя на сваленных в кучу тюках, а мимо с криками проносились новобранцы, атакующие мешки с песком. Конечно, Самуэль тоже вертелся поблизости, но так и не осмелился подойти и заговорить.

Барону воссоединение друзей не нравилось, однако он воздержался от замечаний и даже не выказал недовольства, ибо это было бы равносильно признанию собственной заинтересованности, а значит, и ревности.

Рыцари — не котята. Каждый из них в отдельности головная боль, а все они вместе — катастрофа. Живые вояки сильно отличались от тех безупречных героев, выписанных в эпических романах. Они много кутили и много шумели, часто спорные вопросы решали в драке под восторженный визг служанок.

Седрик ворчал, что, если Эмри не призовет всех вновь в ближайшее время, Фальвикский замок не выдержит и развалится по камешку. Только на время молитвы в часовне рыцари забывали глупости и превращались в то, чем должны были быть.

Почтовая птица принесла письмо. И впервые Сэр Седрик не поделился новостями с Касс. Барон замкнулся в себе, сделался задумчивым и мрачным. Он бродил по своему замку, всматриваясь в портреты на стенах, или стоял у окна, любуясь спящим городком.

Кассия привыкла, что Самуэль немногословен, однако играть с ним в прятки устала. Она подкараулила друга на узкой лестнице, ведущей к внутренним укреплениям. Сэм вздрогнул, как громом пораженный.

— Почему ты избегаешь меня? — прямо спросила Кас.

— Простите, госпожа, — поклонился Самуэль.

— Перестань. — На глазах Кас появились слезы. — Ты же, как брат мне!

— А Саймон — отец. Разве он здесь? — Сэм выпрямился. — У всего есть свои правила.

— Поэтому ты больше не любишь меня?

Невинный вопрос вогнал парня в краску. Самуэль ошарашено потер шрам грубой ладонью и поморщился.

— Отвечай! — Кассия топнула ногой.

— А оно надо? — Сэм развернулся и потрусил вниз по лестнице.

— Стой! — приказала Кас.

— Или что? — Самуэль обернулся.

Это был взгляд не человека — зверя. Умного, верного, но дикого. Такой подошел бы больше кентавру, чем имперскому стрелку. Кассия поежилась.

— Прикажете выпороть меня за ослушание, госпожа? — усмехнулся Сэм.

— Дурак. — Кас бросилась к другу и заключила его в объятия.

Он неуклюже обнял ее в ответ. Руки скользнули по волосам, и вот уже Кассия и Самуэль стоят лицом к лицу. Необъяснимое притяжение заставляет Кас подойти еще ближе, но она испытывает чувство, граничащее со стыдом. Шрам уродует Сэма, но она знает, кто тому виной. Девушка вытянула губы, смежила веки и потянулась к Сэму.

— Смешная. — Он щелкнул подругу по носу и отступил на шаг.

Тут кто-то окликнул Самуэля, и парень поспешил на зов. Кассия едва не почувствовала себя брошенной, но быстро спохватилась. К счастью, Сэм не позволил ей сделать ошибку, о которой пришлось бы долго жалеть.

Так или иначе, Самуэль снова стал тем, кем был для Кас. Казалось, положение слуги при лучшем друге никак не задевало его. Тревор ничего не требовал и продолжал общаться с Сэмом на равных. По большому счету, эта маленькая уловка требовалась друзьям, чтобы не расставаться, а еще, чтобы ни у кого не возникало к Самуэлю лишних вопросов. Ведь тот продолжал уходить в лес.

Сэр Седрик никак не мог вернуться в прежнее свое благостное расположение духа. Сколько бы Кассия ни уговаривала его раскрыть причину, тот прятал взгляд и молчал. Вскоре к мрачности добавились смятение и уныние. Седрик похудел и осунулся.

Кас оставалась в печальном неведении до тех пор, пока однажды барон не вызвал ее к себе. Седрик лежал в постели, укутанный в одеяло, несмотря на жаркий день.

— Вам нездоровится, Сэр? — Кас робко вошла и села рядом.

— Да, милое дитя, — произнес тот. — Я болен. Но одно твое слово может излечить недуг.