Рунный камень. Книга 1. Двойник - Крис Хамфрис

Наконечник вошел в ствол.

В гуле толпы победитель различил слова отца:

— Неплохо, мальчик.

Высокая похвала из уст Торкеля! Разъяренный Ингвар тем временем отправился на скалистый пляж за роковой стрелой. Но если приятель Андерс не подвел, незадачливый противник ничего не найдет.

Так и вышло. Чуть погодя брат разыскал Бьорна.

— Я знаю, что ты все подстроил, щенок!

— Кто, я?

Юноша отступил так, что между ними оказался стол; теперь он внимательно следил за движениями Ингвара.

— Ты подсунул мне порченую стрелу!

Бьорн пожал плечами. Для почитателя Локи мошенничество не грех, вот ложь — другое дело.

Старший брат остановился, младший тоже замер на месте. Они долго мерились взглядами.

— Ладно, Медвежонок, тогда поделись гусем, — смягчился наконец Ингвар.

Сросшиеся брови Бьорна поползли вверх. Помедлив, он спросил с деланным изумлением:

— Каким гусем?

Рев Ингвара поднял на ноги полдеревни; люди сбежались посмотреть, как Бьорн улепетывает от старшего брата, изрыгающего проклятья. Если вопрос о том, кто самый меткий стрелок, остался открытым, то насчет лучшего бегуна не было никаких сомнений: Бьорн без труда оторвался от погони и скрылся в скалах.

Отцовский рык вернул Бьорна в настоящее, и тот поднял весло одновременно со всеми гребцами правого борта, чтобы судно миновало коряжник. Пользуясь передышкой, Бьорн отыскал глазами Ингвара, работавшего впереди, на три скамьи ближе к носу. Он подмигнул брату, и тот мигнул в ответ. Ингвар простил его — отчасти потому, что теперь, когда младший занял место лучника, сбылась его давняя мечта — он стал вторым копьеносцем Торкеля. К тому же, как истинный скандинав, Ингвар ценил хорошую шутку.

Бьорн знал: победы над Ингваром недостаточно. Голос матери имел особую власть над Торкелем; лишь она могла переубедить отца. Конечно, она сделает все, чтобы младший сын, так поздно посланный богами, остался с ней. Однажды мать уже спасла Бьорну жизнь, когда сразу после родов сняла пленку с его лица. Этот пузырь, хамр, свидетельствовал, что ребенок станет провидцем. Рожденные в сорочке умели общаться с тенями предков и просить у духов помощи для своего народа. Недавно мать решила посвятить его в секреты рун. По ее словам, он отмечен даром. Разве можно допустить, чтобы он пал от английского меча?

Оставалось только одно… Отец приказал опустить весла, и Бьорн вновь предался воспоминаниям.

Наступила последняя ночь перед отплытием навстречу королю. «Разрушитель» спустили на воду, и тот ждал под полными парусами. Бьорн пришел к Торкелю, занятому размышлениями о предстоящем походе.

— Я знаю, что в деревне мало хорошего оружия, отец, — сказал он, положив тяжелый предмет, обернутый тканью, рядом с рогом Торкеля. — Поэтому я принес его.

Из перевязи, которую юноша смастерил сам, выглядывала рукоять. Она блестела даже в тусклом свете пламени — еще бы, ведь Бьорн ночами полировал ее и натирал драгоценным маслом, а до того несколько месяцев высматривал подходящий ясень. Когда поиски увенчались успехом, он пожертвовал кусочком мизинца в уплату за нанесенную дереву рану; его кровь смешалась со смолой. Затем он долго работал теслом, пока топорище не обрело должную форму. Лезвие принадлежало местному кузнецу. Бьорн неделю помогал в кузнице и приносил мастеру все пиво, какое только удавалось стянуть у старших.

Отец покачал оружие в огромной руке, повертел его так и этак.

— Старомодное лезвие, — пророкотал он. — Подобные делали во времена моего деда. Где ты его взял?

— Арнстейн Серый дал. Говорит, оно пролежало в углу целую вечность — сейчас воины хотят потяжелее, вроде твоего Костолома. — Бьорн указал на могучую секиру, всегда лежавшую на столе так, чтобы Торкель успел за нее схватиться. — Но он считает, что для моих лет этот в самый раз.

Торкель взялся за древко обеими руками и рассек воздух. Лезвие просвистело у Бьорна перед самым носом, но он даже не моргнул.

— Арнстейн прав — пока ты не окрепнешь, как твои братья, это оружие вполне сгодится. Оно хорошо ложится в ладонь. — Торкель поднес головку топора к глазам и сощурился: — Что это?

Бьорн знал, что увидел отец. Он сам выгравировал изображение на металле.

— Медвежий коготь — мой личный знак. Ты ведь нарек меня в честь самого лютого зверя.

— А это?

— Символ, который поможет мне в походе, если ты позволишь. Уруз, руна перемены и жертвоприношения. — Бьорн заглянул отцу прямо в глаза и сказал, стараясь, чтобы голос не дрогнул: — Мальчик созрел для жертвы, Торкель. Он готов стать мужчиной.

Первый раз в жизни он назвал отца по имени. Глаза викинга на миг полыхнули, потом пламя погасло, на смену пришло другое выражение. Бьорну почудилась в нем печаль.

— Нам пригодится толкователь рун, — задумчиво проговорил отец и перевел взгляд обратно на оружие. — Ты дал ему имя?

— Когда лезвие впервые окрасится кровью, я назову его Клыком Смерти.

Торкель кивнул. Он подбросил топор и, когда сын поймал его, наклонился вперед:

— Имей в виду, вполне вероятно, Клыку не придется утолить жажду. Возможно, трусливые англичане просто сбегут, на глаз оценив наше превосходство. Но если битва все же начнется, ты станешь моим лучником. Твой топор останется в перевязи, а ты будешь стрелять поверх английских щитов. Понятно?

Бьорн знал, что ликование, как и прочие чувства, следует скрывать.

— Могу я идти готовиться к походу?

Торкель кивнул и взялся за рог с медом. Юноша уже открыл дверь, когда отец внезапно окликнул его:

— Медвежонок!

— Да, отец?

— Если ты вдруг нашел последнюю стрелу Ингвара, оставь ее здесь. Я хочу, чтобы твои били точно в цель.

Бьорн вышел из хижины, широко улыбаясь. Но усмешка погасла, едва он свернул за угол: сквозь деревянную стену до него донесся бас Торкеля и скорбный возглас матери.

Бьорн глядел на ясеневое топорище, торчавшее из перевязи, что покоилась у его ног. Внезапно он оказался во власти двух противоречивых желаний. С одной стороны, хотелось, чтобы его оружие получило право носить собственное имя, а без жертвы тут не обойтись. С другой — в глубине души он надеялся, что случая пролить кровь не представится. Вот бы англичане действительно разбежались в страхе, как все и ожидают. Тогда викинги захватят королевство для Харальда и разделят добычу, не обагряя стали. А он, Бьорн, возьмет свою долю местной плодородной землей и привезет сюда Гудрун Прекрасную.

Мысли о славе, страхе и любви беспорядочно проносились в голове юноши; меж тем они с братом вовсю налегали на весло, как и прочие воины с Харейда. «Разрушитель» скользил по зеркальной глади так же легко, как санки из березовой коры — по льду родных озер. Бьорн устал, но держался — нельзя подводить товарищей.