Ангел-наблюдатель - Ирина Буря

немедленное освобождение, как мне объяснили, может быть расценено как принесение извинений. Ну и ладно — я тоже подумал, что ему не помешает чуток в неизвестности повариться. Чтобы не зазнался от того, что внешняя защита за него, бесценного, грудью на пулеметы бежит. Мне тоже лишний день у нас наверху кстати пришелся — заскочил к хранителям, намекнул, что неплохо бы дать знать их обзаведшимся потомками сотрудникам, что лучшая тактика с наблюдателями — спокойно ждать, пока те оступятся. И сами в лужу сядут.

Они, похоже, ко мне тоже прислушались. И спустили директиву по широкому каналу связи — для резонансного усиления воздействия, надо понимать. Даже примчавшаяся вслед за своим подопечным Анабель принялась вбивать в головы своих подпрыгивающих от боевого задора коллег мысль о необходимости оглядки, выдержки и слаженности во всех действиях. Особая ей благодарность за то, что она и Марину с Татьяной осадила. А то мне от их идей в каждом неожиданном звуке вызов на высший ковер уже мерещиться начал. Одна предлагала — на минуточку! — какого-нибудь наблюдателя в «языки» захватить, другая вообще собралась детский марш протеста против наблюдателей организовать. На земле! А кому положено прямые — извне, в том числе со стороны людей — нападки на наших на ней представителей отражать?

Мне было приятно, что хоть у хранителей мое слово пока еще вес имеет незыблемый. И распространяется среди них как практические рекомендации по выживанию накануне официально объявленного конца света. Местные, правда, в первую очередь услышали в речи Анабель призыв к сплоченности во всех действиях. Обращенный ко всем присутствующим. Из чего сделали типичный для себя вывод, что во всех их начинаниях им отныне обеспечена всеобщая поддержка. Даже моя. Немедленная и безусловная.

Вскоре — той же зимой, помню, дело было — меня опять вызвала Марина. Причем, даже не объяснив, в чем дело. И таким тоном, что у меня даже сомнений в серьезности этого дела не возникло. Я тут же рухнул на землю. Мысль, правда, в полете мелькнула — не рано ли? Может, придется прямо сразу назад прыгать, если кого-то из них внештатники уже захватили и к нам переправили. Или они от них еще отбиваются?

Но оказалось, что у Анатолия всего лишь заболел — нет, просто простудился! — сын. И его нужно подключить — так же, как когда-то Марину — к источнику жизненной силы. Что вполне может сделать присутствующий там — и уже проходивший такое — Киса. Так. Молодцы, все правильно придумали. Но я здесь при чем?! Мне теперь каждый чих на земле мотивировать и обосновывать? Своим весомым словом и лично? В каждом отделе? Представляясь при этом курьером хранителей?

Но тут Марина — вот за что ценю! — подбросила мне мысль, от которой нервная дрожь негодования сменилась у меня радостным трепетом предвкушения. Переломного в испытании на смекалку и силу воли момента. Похоже, есть возможность превратить этот печальный инцидент в одну из его предпосылок. С весьма обнадеживающими и далеко идущими последствиями.

У наблюдателей прерогатива в вопросе о мелких? Ага. А целители не имеют права изучать их? Хотел бы я посмотреть, как они от этого откажутся. И если одному из тех поможет в излечении именно наше средство, не естественно ли будет предположить, что они весьма близки к нам — по крайней мере, физически? Письменно, на основании доклада очевидца? На оформление их официального допуска к эксперименту времени нет — на риск здоровью пациента, еще и неизученного, они точно не пойдут — а тут бывший энергетик Киса под рукой. Доклад он им предоставит подробный — лично прослежу. Заодно и связи целителей с хранителями в этом вопросе укрепим.

Эксперимент прошел на ура. Всеобщее. Целители носились с Кисиным докладом, как археологи с единственной целой плошкой в захоронении. И приставали к хранителям с вопросами, не заболел ли еще кто из ангельских потомков. Хранители вновь задрали повешенные было носы от успешного захвата своим представителем роли наблюдателя — хоть в эксперименте. Анатолий при первой же встрече чуть руку мне не оторвал, тряся ее своими обеими — пришлось отпихнуть, чтобы отцепился. Киса для разнообразия — вместо вечно дугой согнутой спины — грудь колесом выпятил и начал даже на меня временами орлом поглядывать.

Я тоже был доволен. И тем, что у нас потихоньку оппозиция наблюдателям формировалась — без громких слов и широких жестов, но уверенно и неуклонно, как и положено серьезным делам делаться. И тем, что эти психи на земле меня хоть на время в покое оставили. И даже тем, что мелкие там, у них вытворяли. Во-первых, они внимание своих нервных предков намертво к себе приковывали, отвлекая его от наблюдателей. Во-вторых, они Кису на место поставили — так, что я чуть слезу от умиления не пустил. В-третьих, у них вдруг начала просматриваться явная склонность к развитию, углублению и совершенствованию тех самых наших синтезированных методов. Специального назначения.

В то время — им где-то по два года было — я впервые на них обращать внимание начал. До этого, честное слово, они мне, что котята или щенята, были. Ползают вокруг, звуки издают, внимания требуют — а толку от них никакого. Но как они в тот день гоняли Кису! Жаль, что Анатолий их остановил — я бы еще с полчасика полюбовался, как наш гадкий утенок, который вдруг, ни с того ни с его, шею гордым лебедем выгнул, не может справиться с двумя мелкими младенцами. Чтобы ему при случае об этом напомнить — если он снова рискнет на меня зыркнуть.

Чуть позже Макс обронил как-то, что девчонка, Дара, взялась прощупывать своего наблюдателя. Вот тут я всерьез заинтересовался. С их статусом у нас никак не могли определиться — а значит, и никакого регламента их поведения не существовало. А значит, им никто не мог запретить вступать в контакт с кем угодно, в том числе и с наблюдателями. И тем жаловаться не на что было — им было велено изучать любые действия мелких. И стремление тех к сближению никаким боком под помехи в работе подвести им бы не удалось. Не говоря уже о том, что не причисленные к нашему лику объекты под юрисдикцию внештатников никак не попадали. А вот мне неопределенность положения мелких была только на руку — в моем ведении были все внешние факторы.

Я велел Максу держать меня в курсе мельчайших подробностей жизни девчонки.

Что он воспринял буквально. Вплоть до истерического требования немедленного вмешательства, когда и