Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

Но Татьяна оказалась права. Когда финская Вайниккола осталась позади и поезд медленно потащился по приграничной зоне, Туомас в какой-то момент понял: он в России. Ни мусора, ни табличек, ни знаков — но осознание было ясным и мгновенным.

«Так поражает молния, так поражает финский нож», — вспомнилась цитата из мистического романа Булгакова. За время учебы Туомас прочел не так уж много русской классики, предпочитая живое общение печатному слову, но этот роман запомнился балом у Сатаны и единственной цитатой, где упоминались финны. Молнии никакой не грянуло, но ясное небо заволокло серой пеленой облаков; деревья плотнее сомкнули строй и приосанились, словно пограничная служба придавала им какие-то особые, насыщенные цвета. Кроны гнулись на неслышном за двойным остеклением ветру; Россия-матушка встречала непрошеного гостя строгим, подозрительным взглядом.

Туомас не мог ее в этом винить, поэтому достал из рюкзака книгу, купленную накануне, — роман «Сибирь» Уллы-Лены Лундберг, писательницы, как и он, родом с Аландов. «Сибирь» вышла лет десять назад, но Туомас все равно решил прочесть и хотя бы со слов Уллы-Лены попытаться представить бескрайние и смертельно холодные просторы на востоке России. Десятки и сотни километров без единой живой души — самое место для опасных изгоев вроде него.

«Аллегро» начал торможение задолго до того, как вдали показалась платформа Финляндского вокзала. Туомас не мог не заметить иронию — вокзал в Хельсинки никогда не носил имени, связанного с Петербургом. Еще во время практики в посольстве он понял, что русские обожают очереди, поэтому ничуть не удивился, когда попутчики выстроились в проходе минут за десять до прибытия. Как будто выйти в числе последних неспортивно или попросту глупо. С грохотом выгружались на пол чемоданы, мусор заталкивали в микроскопические урны под окнами, мерная тишина во время движения сменилась гулом малознакомой речи — слишком быстрой и громкой.

В груди ледяным комом нарастала паника. Наконец очередь разделилась на два хвоста и медленно поползла к выходам из вагона. Туомас подхватил рюкзак, вытащил из чемоданного отсека сумку с походным снаряжением и вышел на платформу, с трудом веря, что отъехал от финской границы всего на сотню километров.

Санкт-Петербург — по-фински Пиетари — встретил его по-осеннему: сентябрьское солнце еле проглядывало сквозь торопливо бегущие легкие облака, собиравшиеся где-то у горизонта в плотную сизую рябь. Туомас поежился и застегнул джинсовую куртку, стоя посреди платформы и глядя на блестевшую после дождя поросль между путями. Шум вокруг усиливался. Туомасу непрестанно приходилось уворачиваться от спешащих пассажиров; у стены вокзала невозмутимо стояла новая пограничная смена, ожидая, когда человеческий поток наконец иссякнет.

Поток при этом тянулся вовсе не в сторону вокзала: не дойдя буквально десятка метров до центрального здания, люди почему-то резко сворачивали и один за другим скрывались за распахнутыми чугунными воротами, больше похожими на подъезд для разгрузки спецтранспорта. Туомас позволил толпе подхватить себя и направился следом.

За воротами он различил среди гомона и шарканья знакомые слова:

— Такси! Кому такси! Такси недорого!

Туомас шагнул в сторону, выбиваясь из потока людей, и достал из кармана рубашки главную драгоценность — адресованный Найджелу выцветший конверт с письмом Анфисы. Он не рискнул показывать текст Татьяне и расшифровывал убористый, плотный почерк сам, чувствуя себя Шерлоком Холмсом с его пляшущими человечками. Письмо пролежало в бардачке не один год — проживает ли неведомая Анфиса по прежнему адресу? Туомас изо всех сил сопротивлялся панике, но с каждым шагом она все крепче захватывала разум.

— Такси недорого!

«Никогда не бери такси у бомбил в аэропорту и на вокзале, Том. Они заломят втридорога, потому что ты иностранец, и еще неизвестно, куда отвезут. Вот, я запишу тебе несколько телефонов — это надежные сервисы».

На прощание, держа паспорт с новенькой визой, Туомас переспросил у Татьяны про «бомбил» и почему «заломят», а сейчас достал из кармана куртки телефон и бумажку с номерами… после чего сообразил, что его сим-карта в России не работает. Сигнала не было, он не подумал о том, чтобы включить роуминг перед отъездом. Без смартфона в эпоху соцсетей Туомас обходился прекрасно, а вот без мобильной связи в чужой стране ощутил себя беззащитным дурачком, вышедшим на лед по весне.

Прямо перед ним вырос широченный таксист-бомбила и буквально распахнул объятия, преградив Туомасу проход. Вздохнув, он нырнул под рукой у мужика, отошел подальше, поставил сумку на землю и достал карту Петербурга, купленную в Хельсинки. Еще в поезде Туомас не поленился отыскать на ней Финляндский вокзал и тот пер… — что значит «пер.»? Он хотел спросить у Татьяны, но забыл — однако на карте эта улица тоже значилась «пер.», поэтому Туомас остался в недоумении. Зато название успел заучить наизусть.

— Сапреный… нет, Саперный, — пробормотал он и, глядя на карту, понял, что нужное место совсем рядом.

Только реку перейти.

Не удержавшись от злорадной ухмылки в сторону таксиста, Туомас подхватил сумку и двинулся к площади — даже не глядя в карту, он понял, что это должна быть площадь Ленина, потому что в центре стоял памятник с кепкой и простертой рукой. Кепка и рука — значит, Ленин, а что кепка в кармане — это несущественная деталь. Площадь искрилась в редких проблесках солнца, игравших на брызгах воды из фонтанов. На скамеечках лениво полулежали горожане: кто-то откровенно прикорнул, прижав к себе рюкзак или сумку, кто-то читал, кто-то вполглаза следил за бегавшими наперегонки детьми. С афиш обжигала суровым взглядом прильнувшая к скрипке Ванесса Мей.

Туомас медленно двигался к набережной, жадно вглядываясь в лица и фигуры, проплывавшие мимо. Никто не косился в его сторону, никто не показывал пальцем: «Смотрите, оборотень!» — ведь вокзалы и придумали для того, чтобы люди уезжали и приезжали, когда им вздумается. Тревога постепенно отступала; Туомас еще раз печально взглянул на экран, выключил бесполезную трубку и убрал в рюкзак, не забыв проверить наличные и ноутбук.

«В России воруют не больше, чем везде, — пожала плечами Татьяна, даже не оскорбившись на вопрос. — Но не искушай, да не искушаем будешь».

Подобной строки в Новом Завете не было, но Туомас улыбнулся и «закрыл тему» — выражение ему страшно нравилось, хотя вслух звучало не особо вежливо.

Он хотел прочесть название широченного моста, по которому шел, но проход для пешеходов оказался узким и пыльным — на таком карту не развернешь, — а навстречу как раз маршировала рота молоденьких солдат в зеленой форме, так что Туомас двинулся им навстречу. Зато на середине два крыла моста соединялись площадкой — там можно было остановиться и окинуть взглядом акваторию. Солнце милостиво соизволило