Держитесь подальше от театра - Анатолий Гречановский

– Тише, тише, – прижав палец к губам, прошептал Сема, – неужели это она? – В душе, словно сжатой чьей-то равнодушной рукой, возникло сомнение, и после длительной паузы, как бы опомнившись, спросил: – А зачем вы стучите?

– А как же, если не бороться, они без нас тут черт знает чего натворят. Душа болит за народ и рвется на свободу.

– Так в чем причина? Вы пришли добровольно и можете свободно уйти, куда душа желает.

– Нет, нет! – возмущенно воскликнул пришелец и после небольшой паузы с сожалением добавил: – Кому я там нужен?! Мне уходить некуда. Можно присесть?

Сема кивнул. Оба молча смотрели друг на друга.

– Итак, сидим? – прервав паузу, спросил Сема.

– Сидим, – ответил пришелец и горько улыбнулся.

А все начиналось очень хорошо. После взрыва демократии в развале перестройки стали активно появляться «продавцы» и «покупатели». На каждый товар есть свой покупатель. Особое внимание некоторые «покупатели» стали уделять «разговорникам», активно выступающим за новую демократию. В атмосфере запахло свободно конвертируемой «зеленью». Умные люди с хорошим обонянием быстро сгруппировались и запустили информационно-разговорное бесплатное вещание для изголодавшейся по правде массы, под эгидой «добрых дядей», искренне заинтересованных в стабильном и демократическом развале. И все пошло, покатилось. Началась принципиально новая разработка концепции на принципах новой свободной журналистики с целью «промывания мозгов» доверчивой массе аналитическим слабительным раствором «и нашим, и вашим». Свободное радио для совершенно свободных людей стало местом тусовки обеспеченных и высокообеспеченных, что соответственно обеспечивало безбедное существование борцам за права трудового народа.

А случилось это в понедельник, тяжелый для всего трудового народа день. В редакции «Эха перестройки» царило нездоровое оживление по случаю выплаты гонорара за удачно проведенную мозговую атаку и критику. А критиковать всегда есть кого и есть за что. Даже можно и ни за что – по просьбе трудящихся. Чем активнее критика и чем быстрее эхо долетает за бугор, тем крупнее обратная волна отражается на гонораре. Мудрый Петрович, старожил конторы, по этому случаю всегда имел собственное мнение и неоднократно предупреждал:

– Эта гонорея до хорошего не доведет.

Так и получилось в этот понедельник, как будто сглазил.

Главный сам, лично, в сопровождении двух охранников, секьюрити, на служебной машине «форд», работающей на сжиженном газе, в целях экономии средств акционеров, ровно в десять часов по московскому времени выехал в сторону западнее от Кремля. И все было бы хорошо, если бы не пробки в центре столицы. Томясь в душной машине, в которой не работал кондиционер, но активно чадила выхлопная труба, выбрасывая СО, отчего невозможно было открыть окна, Главный принял судьбоносное решение – идти пешком к намеченной цели, а машина с охранной прибудет по ситуации.

«Фонд новой демократии» находился недалеко от того места, где высадился Главный, в уютном переулке в старинном особнячке со скромной и непонятной надписью на маленькой бронзовой доске. Внутри офис был обставлен также скромно, но со вкусом. Трудолюбивые сотрудники, не поднимая головы, словно в тихой заводи, под зеленоватым освещением настольных ламп, усердно стряпали отчеты о проделанной работе по истекающему кварталу. И только секретарь советника, увидев Главного, стала быстро отсчитывать деньги. Туго перевязав пачки с купюрами, она с улыбкой пододвинула к краю стола. Главный потянулся за ручкой, чтобы расписаться в ведомости, но внезапно появившийся служащий, здоровенный детина, блеснув зеленым глазом, ловко перехватив руку Главного и обмакнув большой палец в штемпельную подушку, оттиснул на ведомости напротив означенной суммы. Протерев палец салфеткой, смоченной виски, детина то ли улыбнулся, то ли оскалился и на чисто английском изрек:

– WHISKY, O’KEY!

Совершенно ошалев, Главный, прижав пачки долларов к груди, направился к выходу, но, вспомнив, что он без машины, остановился и посмотрел в окно. Стоянка была пуста. Отойдя в уголок и не найдя, куда сложить пачки денег, папку оставил в машине, стал распихивать их по карманам. Успокоившись, поудобнее устроился в кресле в ожидании машины с охраной. В офисном зале стояла гробовая тишина, и только звук ударов маятника больших напольных часов напоминал, что жизнь еще продолжается. Как ни крепился, Главный почувствовал неодолимое желание посетить туалет. Открыв двери с условным треугольником, головкой вниз, он даже зажмурился от светящейся стерильной белизны. Обойдя, как в музее, и осмотрев все достопримечательности, он остановился у цветного объекта, стал готовиться к священнодействию и вдруг за спиной услышал резкий голос:

– Давай деньги, гад!

Главный вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял огромный детина, тот самый, что буквально несколько минут назад использовал его большой палец в качестве печати. Зеленый огонек играл в его глазах. Детина сначала привел Главного в ужас, но тепло, исходящее от плотных пачек купюр, разложенных по карманам, согревало душу и наполняло мужественным отчаянием.

– Деньги давай, паразит! – детина схватил Главного за шиворот и окунул головой в наполненный водой цветной объект.

Главный ожидал всего: избиение, пытки горячим утюгом, паяльником, но подобное кощунство – окунание головой в писсуар – для интеллигентного человека, ответственного горлана и главаря системы массовой информации, было слишком унизительным. Поняв, что запах импортных духов с лица улетучивается, он добровольно стал извлекать зеленые пачки и бросать в пакет неизвестно откуда появившемуся Косматому.

– Считать будете? – спросил Главный у мучителя.

– Мы тебе доверяем, – ответил тот и воткнул Главного головой в унитаз, накрыл крышкой и спустил воду.

Когда стихли шаги и двери закрылись, Главный поднял голову, брезгливо смахнул с лица капли воды и обиженно произнес вслед ушедшим:

– Хамы! Никакой благодарности.

Все сотрудники «Эха» собрались в студии и уже три часа томились без дела в ожидании Главного. Вещание в этот день отменили, так как на четырнадцать ноль-ноль были заказаны столики в ресторане Дома журналистов. Вся контора готовилась обмыть внеплановый гонорар за очередную удачную подлянку. Свежая струя не проникала в наглухо задрапированные окна, вследствие чего сотрудники серьезно страдали от духоты, лениво наблюдая за одинокой мухой, попавшей сюда неизвестно откуда. Приближался обеденный перерыв. Стрелка на бесшумных часах вздрогнула и показала половину второго.

– Однако! – встав, сиплым голосом произнесла секретарша Нюра, коренная пензюшка, приехавшая в Москву за счастьем и удачно вписавшаяся в штатное расписание конторы. – Вы что, не знаете шефа? Он, наверное, уже в Домжуре кофеек попивает.

Глаза сотрудников радостно загорелись, и все бросились к выходу.

После пожара в Доме журналистов и прихода новой власти ресторан был заново отреставрирован и полностью сменен обслуживающий и руководящий состав. Единственное, что осталось от прошлого, это давно выцветшая накладная, висящая на ржавом гвозде в подвале продовольственной кладовой, извещающая, что такого-то числа такого-то года со склада Дома архитектора был выдан Дому журналистов балык в количестве (написано очень неразборчиво) на сумму (тоже неразборчиво), выдал (без подписи), получил – Арчибальд Арчибальдович.