Товарищ Йотунин - Адель Гельт

непроизвольная реакция на слова капитана егерей — ну, вы помните, это когда упомянутая Печать внезапно сработала. Кого вообще обрадует необходимость исполнять обязательства, каковые, на секундочку, брал на себя кто-то другой?

В общем, Печать я нашел, посмотрел, разобрал, понял, как та работает — примитив, на самом деле. Или эфирная сфрагистика этого мира действительно так слабо развита, или таким, как я, достаточно самого простого и никак не лучшего…

— Смотрите, — я протянул вперед руки — раскрытыми ладонями кверху — и подал в немного доработанный визуальный конструкт эфирных сил — чуть больше, чем планировал.

Поверх совмещенных ладоней соткался светящийся круг, заполненный массой связных конструктов, древних рун и прочей эфирной графики.

— Дай рассмотреть, — потребовал доцент несколько напряженным тоном.

Очень хотелось пожать плечами, но решил не повторяться.

— Ого, — Иванов закончил осмотр. — Всё, отменяй видик.

«Ага, морок в этом мире называется именно так» — поняля, и прекратил подачу эфирных сил в конструкт.

— Если у меня и были раньше к тебе вопросы, — порадовал меня будущий начальник, — то теперь их и вовсе не осталось. Но, так сказать, появились к тем, кто ставил тебе Печать Гиппократа: это, молодой тролль, даже не первый уровень, это, так сказать, абсолют…

Глава 11

Да нет у меня никакого будильника, что вы. Я и сам прекрасно умею просыпаться.

Вы ведь помните: сознание мое толком и не спит, просто покидая, на время когнитивный уровень и прячась в насквозь подсознательной ментальной сфере.

С одной стороны, некоторые люди умеют спать и видеть сны — обычные, неупорядоченные и не осознаваемые. Мне — иногда — даже немного завидно.

С другой — мне вообще никогда не светит когда-нибудь куда-нибудь проспать…

— Халат не забудь, — донеслось изнутри кучи полотенец. Зая Зая, как оказалось, уже проснулся, и теперь наблюдал из своего ночного гнезда за тем, как я собираюсь на службу — чтобы прожить первый в этом мире настоящий рабочий день! — Он, если что, в шкафу.

— Там выдадут, — засомневался я. — Наверное. К тому же, мой, наверняка, нестиран.

— Это да, — согласился орк. — Ты и стирка — понятия не сильно совместимые… Были.

Я быстро оглядел себя: одежда на мне была почти новая и точно недавно стиранная — вся, кроме халата, которого еще и не было. Шерсть, против опасения, не отросла и даже не попыталась — несмотря на непонятную пока неточность в формуле, зелье вышло на загляденье! Несуразная же прическа мне даже начала немного нравиться.

— Бутерброд возьмешь? — уточнил орк, вылезая из гнезда одной ногой — кажется, левой.

— С чем бутерброд? — поинтересовался я.

— С хлебом! — заржал урук. — Котлета, вроде, осталась. Одна. Если ее никто не съел.

— Ну с хлебом так с хлебом, — согласился я, твердо уверенный в том, что этой ночи последняя котлета не пережила. — Или ну его, к лешему… Проверю заодно, как кормят на новом месте.

— Иди уже, — вздохнул Зая Зая. — Меня не слушай. Я, может, того, завидую!

— До вечера, братан, — согласился я, выходя вон.

До работы решил пройтись пешком: получалось относительно недалеко, водить трицикл я пока не научился, других видов транспорта почти не наблюдал.

Благо, в новом теле своем я нашел не только минусы, но и явные преимущества: например, удивительную для меня прежнего легкость ног.

Вышел на Сибирский Тракт — широкую улицу, проходящую насквозь эту часть сервитута, да ведущую дальше, на восток — в ту самую Сибирь, каковая в этом мире пребывала там же, где и в мне привычном.

Там, на Тракте, меня уже ждали… Но как-то неубедительно, что ли.

— Алё гараж! — обратился ко мне молодой человек самого непритязательно вида: попросту, похожий на молодого и сильно бездомного хулигана. — Стоямба! Куда пылим?

Я ведь не всегда был директором завода, законопослушным жителем самой безопасной страны на свете, и прочая, и прочая… В целом, как себя вести на улицах мне, примерно, известно.

Поэтому я предпочел не вербальный ответ, но силовое воздействие.

Короткий тычок под дых, вот какое.

Ну и пошел себе дальше, не имея ни желания, ни возможности связываться с босяками.

Топал себе и топал, радуясь вещам, прежде недоступным: яркому солнышку, уйме свободного времени… Так и дошел до того-самого-места, благо, даже не пришлось никуда сворачивать.

В здание главного городского морга вошел так, как и положено было всякому сотруднику: не через главный, но боковой, вход.

— Глаз, — потребовал от меня охранник: то ли вчерашний, то ли похожий на того неотличимо.

— Чего — глаз? — напрягся я. Мало ли…

— Сюда — глаз. В смысле, смотреть! — мне показали какой-то небольшой прибор: ящик при раздвижной штанге, увенчанной окуляром.

Что люди делают с окулярами, я себе немного представляю: взял, и посмотрел, что мне, жалко, что ли?

— Йотунин, — будто огорчился охранник. — Первый этаж, кабинет три. Халат где?

— Выдадут, — твердо поделился я. — Вчера обещали.

— Раз обещали — то ладно. Столовая… Знаешь? — проявил неожиданную человечность страж. — Подкормить бы тебя, кожа да кости…

— Поддерживаю, — ответил я. — В зеркало смотреть тошно. Где столовая — не знаю пока, не говорили, а я не спрашивал.

— Хорошо быть тобой, — вдруг улыбнулся мой собеседник. — Подальше от начальства, поближе к кухне… Первый этаж, только ровно в другой стороне, — указал он рукой. — Вон там.

— От души! — искренне поблагодарил я. — С меня причитается!

— Это уж как водится, — прогудел охранник. — Иди уже!

Я и пошел.

Говоря по правде, ждал от кабинета номер три всякого. Например, что это будет что-то вроде лаборатории. Или, скажем, сразу прозекторская. Или даже прямо морг…

Постучался, ничего в ответ не услышал, толкнул от себя, вошел.

По ту сторону самой обыкновенной конторской двери — в моем мире те выглядели иначе, но нечто общее, какой-то единый дух, что ли, вокруг так и витал — расположилась будто бы не менее обычная, собственно, контора.

Два стола, два стула, гардеробный шкаф да еще две двери, ведущие непонятно — покамест — куда.

— Здравствуйте! — громко и вежливо обрадовал я окружающее пространство.

— Привет, — согласились откуда-то из-за шкафа. — Ты, что ли, новенький? Некромант?

— Упокойщик, — настоял я, оглядываясь. — Получается, я.

— Это хорошо, что получается, — источник голоса выкатился на середину рабочего помещения.

Ну, как выкатился… Вышел.

Собеседник мой, до поры невидимый, оказался невероятно тучен — при невысоком росте это обстоятельство создавало ощущение совершеннейшей сферичности организма.

Прибавьте к сему лысую голову — столь же круглую, как и ее владелец, да широкий, толстогубый, улыбчивый рот, да необычайно круглые для толстяка глаза…

Я, видите ли, люблю роботов. По моему, вполне просвещенному,