Судья Королевского дома - Инна Сударева

Кора также сопровождала Судью. На его хмурый вопрос: «Ты поедешь со мной после того, что мы друг другу наговорили?» она ответила, что делает скидку на его раненую голову. «Я тоже хороша — накричала на больного», — мило улыбаясь, заметила девушка и поцеловала его в уже выбритую щеку.

Теперь она весело гарцевала на Крошке рядом с Мартой, Марком и мастером Линаром. Кроме них Западного Судью эскортировал отряд солдат из гарнизона Зимнего Порта. Агата должна была ехать в другой повозке, куда перебирались, устав от езды верхом, дамы, но девочка пересела к Судье. Он, в отличие от Коры и Марты, никуда не мог сбежать от бесконечных вопросов Агаты.

— Когда тебя принесли к Леону, я думала — ты умер, — честно рассказывала малышка. — Как мой папа. Я даже плакала.

— Спасибо, — кисло отвечал Судья.

— Из тебя столько крови натекло! Я видела, хоть мне и не давали смотреть. В тебе сейчас мало крови? Ты белый. А мои щеки румяные. Леон давал мне вареные бураки — я не люблю бураки.

Фредерик лишь понимающе приподнимал брови: вареную свеклу он тоже не любил. Болтовня Агаты создавала умиротворяющий фон, в котором мысли текли неторопливо, но основательно. А подумать следовало о многом.

Марк допросил Юхана, как было велено — с пристрастием, но ничего не добился: пытошники сломали разбойнику ключицу, отрезали ухо, прижигали каленым железом пятки и подмышки — и никакого результата. Юхан хрипел, стонал, орал, насколько позволяли травмированные связки, но ничего не сказал, ничего не написал. Однако мысли Западного Судьи, уже в который раз, оборотились к прошлому. Он много раз задавал себе вопрос: с чего все началось? Какие же счеты были у бандита Филиппа с его отцом? Почему именно Судья Гарет стал первой высокопоставленной жертвой главы клана Секиры? «Сколько лет прошло, а ответ все не найден, — думал Фредерик. — Может, потому что я его и не искал. Отгородился от прошлого, как забором». Прошлое никогда не хотелось вспоминать, а тем более — ворошить: там остался окровавленный труп отца во дворе родного дома, сошедшая с ума мать, которая, возможно, сама довела себя до смерти, и казавшееся бесконечно долгим одинокое детство в мрачном замке Северного Судьи, мало похожее на детство, больше — на пребывание в солдатских казармах...

Фредерик посматривал в окно на грациозную Кору. Она прекрасно держалась в седле, выгодно причесав волосы, позволив им развеваться огненным знаменем за головой. «Она вряд ли в курсе дел своего отца». Невольно залюбовался ею. Молода, красива, любит тебя, чего ж еще, Судья Фредерик? И именно потому, что ты Судья, — ничего больше...

— Когда ты женишься? — Вопрос более чем внезапный, сопровожденный чувствительным толчком вбок — отозвались заживающие ребра.

— А?

— Ну когда ты женишься на Коре? — Агата сделала лицо, говорившее: какой же ты непонятливый.

— Наверное, никогда, — рассеянно отвечал Судья, продолжая следить за рыжей всадницей — она, право, его завораживала.

— Тогда женишься на мне! — заявило дитя. — Подождешь, когда я вырасту!

— Ты собралась за меня замуж? — расхохотался Фредерик. — Ты же постоянно дуешься на меня.

— Ну и что. Я вырасту и не буду дуться.

Взгляд ее голубых глаз, слишком серьезный для пятилетней девочки, рассмешил Судью, и он забыл о своих мрачных мыслях, когда Агата уселась рядом и взяла его за руку.

К окну подъехал Марк:

— Замок, сэр.

— Мой замок, — поспешил заметить Фредерик, увидав, как Агата открыла рот для очередного вопроса.

Цветущий замок — так называлось огромное старинное строение из крупного дикого камня, венчавшее, словно корона, остров посреди большого, спокойного, лесного озера. Цветущий, потому что и за крепостной стеной, и снаружи весной буйно цвели садовые деревья: яблони, груши, вишни, сливы, персики и абрикосы. Летом их сменяли каштаны и липы, а в любое время года, кроме зимы, конечно, распускались и благоухали простые полевые цветы, и те, за которыми ухаживали в оранжерее и на клумбах садовники. Лишь зимой, когда снег щедро укрывал все вокруг пушистым одеялом, а озеро покрывалось ледяным панцирем, Цветущий замок останавливал цветение.

Фредерик заметил: за те десять лет, что он не бывал дома, разросся плющ на западной стене, почти полностью закрыв ее. Шевельнулась практичная мысль: срезать надо бы, а то с его помощью можно и внутрь перебраться. И Восточная башня выглядела обветшалой. Там были покои матери и давно никто не жил. Оглушительно скрипели цепи моста, когда его опускали. Замок будто жаловался хозяину: вот, мол, ты меня забыл, забросил. Судья лишь вздохнул, подумав о том, что каково это: наводить порядок в Западном округе, когда его собственное поместье не в идеальном состоянии.

Во двор замка высыпала встречать хозяина вся челядь во главе с дамой Вандой.

Фредерик при поддержке Марка и мастера Линара выбрался из повозки: еще не хватало, чтоб его выносили пред сердобольные очи нянюшки и остальных. Но слез все равно не избежали.

— Мальчик мой, мальчик мой! — С такими причитаниями дама Ванда бросилась к крайне бледному и изможденному, на ее взгляд, Фредерику, намереваясь заключить его в объятия.

— Я бы попросил, госпожа, — остановил ее мастер Линар. — Я врач лорда Фредерика и должен заметить, что ваша горячность может повредить моему больному.

— Больному? Больному! Я так и знала! — С этими словами дама Ванда, будучи женщиной весьма объемной, высокой и сильной, смела доктора со своего пути, и Фредерик был вынужден подать голос, чтобы не попасть все-таки в ее обхваты:

— Милая нянюшка, рад тебя видеть в добром здравии, и давай оставим объятия на потом — мои кости не выдержат.

— Я не видела тебя столько лет, — возвещала дама Ванда, — неужто и обнять нельзя?

— После твоих ласк мастеру Линару придется заново меня латать, — усмехнулся Судья.

— Ну хорошо-хорошо. — Утирая слезы, она остановилась. — Проходите же в замок. Все готово: и комнаты, и обед. Как же мы все рады видеть тебя, Фред... Ну чего молчите? — Этот рык уже относился к почтительно затихшим слугам.

— Долгие лета сэру Фредерику! — хором отозвались они.

Судья вежливо кивнул головой.

Их проводили в Малый гостевой зал замка. Солдат из эскорта — в столовую для прислуги.

Марк и Линар бережно усадили Фредерика в огромное кресло, покрытое медвежьей шкурой, что стояло у пылавшего камина: там горела, наверно, целая сосна. Дама Ванда поспешила укутать своего бывшего воспитанника теплым, собственноручно связанным из шерсти пледом так, что через пару секунд Фредерик разрумянился, запыхтел от жары и принялся выпутываться. Видя, что малышку Агату поручили молодой горничной, Судья потерял всякую надежду отделаться от излишнего внимания нянюшки. Остальных разместили за широким дубовым столом, куда поспешно выставлялись всевозможные кушанья: жареный картофель с ребрышками, тушеная капуста, запеченные куры, гуси, поросенок, домашние колбасы в деревянных мисках, свежие и соленые овощи, душистые каши в пузатых чугунках, теплый пышный хлеб, вино в оплетенных бутылях и многое другое. Все парило и испускало умопомрачительные для оголодавших путешественников ароматы. Агате, как самой младшей, уже наложили всего понемногу в тарелку, и она, счастливая, уписывала за обе щеки — горничная только успевала промакивать ей губы. За Фредериком, опять безжалостно замотанным в плед, взялась ухаживать няня: она распорядилась насчет отдельного стола. Но уж кормить себя Судья не позволил.