Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик

Женщина расхохоталась. Но капитан Грегори просто оглядел его с ног до головы. Пазел поймал себя на том, что вспоминает некоторые утра, когда женщина рядом с Грегори была его матерью, а окно за кроватью выходило на сливовые сады. Бывали утра, когда этот человек готовил лепешки на сковороде или брал Пазела с собой на край Высокогорья понаблюдать за лисами и оленями. Маленькая, сладкая жизнь. Жизнь, которая, как он думал, никогда не закончится.

— Прекрати кудахтать, — сказал Грегори женщине. — Парень не солгал о своих познаниях в парусах; зачем ему лгать о своем отце? И даже самые благородные из нас могут посеять несколько диких семян.

— Ты тому доказательство.

Грегори поцеловал ее.

— Даже у старого сухого Чедфеллоу была страстная сторона. Так случилось, что я точно это знаю. — Он подмигнул Пазелу. — У каждого человека есть прошлое, не так ли, мой мальчик?

В тот же день Пазел поступил на службу к флибустьерам Грегори, и за последующие два года он увидел больше Северного мира, чем за все годы службы на торговых судах. Со своими новыми товарищами по кораблю он разбивал лагерь на болотах и солончаках, танцевал с куртизанками Нунфирта, переправлял контрабандой оружие, спиртное и живых людей через линию фронта. Он осознавал, что осуществил свою давнюю мечту: отправиться в плавание с человеком, которого всегда считал своим отцом. Но это была детская мечта. Страсть Грегори к непристойным шуткам, к помощи сиротам, к постели с женщинами, чьими языками он не владел и даже имена которых путал: все это тщательно скрывалось. Пазел только сейчас начал узнавать этого человека.

Дружба Грегори с императрицей была чем-то большим, чем стратегическая: он презирал Арквал еще до того, как тот вторгся на его родину. Бесчисленные разы он шел на риск ради повстанцев Маисы, делясь разведданными в секретных письмах или пряча мечи в мешках с мукой.

— Я не идеалист, Пазел, — однажды признался он, — я просто знаю, как выбрать команду-победителя.

Пазел надеялся, что Грегори прав, но сомневался, что кто-то может быть в этом уверен. Повстанцам Маисы еще предстояло совершить рейд на Этерхорд. Тем не менее, перебежчики продолжали пополнять ее ряды, и петля вокруг столицы затягивалась все туже. После одной кровавой весенней недели пал Ульсприт. Пазел был там, в городе, когда Маиса проезжала через него как освободительница, приветствуя народ из открытой кареты рядом с принцем Эберзамом Исиком. Пазел очень удивился, увидев, как маленькая птичка спикировала вниз и приземлилась на плечо Исика. Принц Эберзам одарил его ослепительной улыбкой.

Но если Грегори постарел, то отец Таши был на самом деле пожилым человеком, а Маиса — почти древней. Ее железная воля читалась в каждом взгляде, но ее тело состояло из кожи и костей, а руки дрожали, когда она махала. И впервые Пазел спросил себя, кого, если такой вообще есть, эти двое готовили в качестве наследника.

В ту ночь Грегори не вернулся на корабль, и на следующий день они отплыли в Дремланд без него. Когда Ульсприт скрылся за горизонтом, боцман проговорился, что Грегори остался из-за женщины.

— Конечно, — сказал Пазел. Такое случалось и раньше: Грегори передавал свой корабль в другие руки, договаривался о плавании с друзьями или другими интриганами и присоединялся к ним в каком-нибудь отдаленном порту. Но боцман сказал, что эта женщина — особый случай:

— Видишь ли, они когда-то были женаты. Она была его женой.

— Его жена? Сутиния?

— Ага, ведьма. Значит, он рассказывал тебе о ней, ага?

Пазел оглянулся на Ульсприт. Было трудно подобрать слова.

— Я знаю о ней, — наконец сказал он.

В Дремланде, поздно ночью, он написал письмо Грегори и подсунул его ему под дверь. Затем он сложил свои вещи в гамак и скользнул на причал. У него были поддельные документы, он прекрасно владел морским делом и знал тридцать языков. Он потратил меньше денег, чем заработал на службе у Грегори. Он знал, как ладить с людьми. Как, скорее всего, никогда не будет проблемой, решил он. Более сложными вопросами были где и зачем.

Он продолжал странствовать. Время от времени он делал глоток. Бывали моменты, когда его одиночество поднималось и, казалось, душило его, а в другие моменты, когда он вспоминал слова Рамачни о Гуришале, чувствовал радость и был полон решимости держаться.

Он подкупом проложил себе путь через линию фронта, прошелся по улицам Этерхорда и остановился перед старым особняком Исика на Мейском Холме. Вон то верхнее окно, ее спальня. Тот сад, где Герцил учил ее драться. Затем он нашел дорогу на улицу Рекка и был допущен в Храм Врачей. Там он зажег свечу за доктора Игнуса Чедфеллоу и некоторое время стоял в тишине.

К вечеру ему не терпелось уйти: слишком много женщин в Этерхорде были похожи на Ташу Исик. Он бежал в Утурфе́, напился бренди и, как в тумане, наткнулся на квартал фликкерманов. Фликкерманы гнались за ним, щелкая кнутами, пока не поняли, что он безукоризненно ругается на их родном языке. Они сразу же привязались к нему, накормили сырым речным угрем и ни за что не хотели, чтобы он уходил.

В следующем месяце он остановился в Симдже, посетил тамошние таверны и послушал матросские сплетни. К своему изумлению, он услышал, как они говорят о Шаггате Нессе.

— Что это? — спросил он, прерывая разговор. — Вы, конечно, ошибаетесь? Шаггат мертв.

— О, отец, да, на Гуришале. Но это его сын, парень. На Брамиане. Разве ты не слышал? Узурпатор вырастил его, как ручную змею, вместе с тысячами своих сумасшедших, на большой реке в джунглях. Он даже построил им флот. И сын Шаггата отплыл, как они и хотели, воевать с мзитрини. Все было по плану.

— Чей-то уродливый план, — добавил его друг, рыгнув.

— Пока однажды сын не проснулся и не сказал: «Все кончено. Мой отец, Шаггат, мертв. Я возвращаюсь домой, чтобы освободить белых обезьян». И он разворачивает свой флот и плывет обратно в Брамиан, основывает королевство на том берегу реки и начинает привлекать племена в свое лоно. Ты же знаешь, на острове полно дикарей. И бедный старый Тайный Кулак! Они не могут забрать у него Брамиан обратно. У них нет ресурсов, в наши дни.

Приморские таверны лучше, чем Полилекс, решил Пазел. День спустя он услышал еще более странный слух,