Ледяная земля - Джон Фланаган

Спустя час после заката Холт с Хорасом вышли из своей комнаты и спустились в общий зал, чтобы поесть.

Жена трактирщика готовила огромный чан ароматного тушеного мяса. Кушанье томилось над необъятным очагом, занимавшим весь угол зала. Вскоре служанка внесла большие деревянные миски с дымящейся едой, а также батоны странной формы, такие, каких Хорс прежде не видел. Они были очень длинные и узкие, больше похожие на толстые ветви, чем на хлеб. У них была хрустящая корочка и восхитительно воздушная сердцевина. И, как обнаружил юноша, этот хлеб идеально подходил, чтобы подбирать восхитительную подливку.

Холт согласился принять большой кубок красного, а Хорас решил ограничиться водой. Насладившись огромными порциями вкуснейшего ягодного пирога, они сидели за чашкой отменного кофе.

Хорас щедро зачерпнул ложкой меда и положил его в свою чашку. Холт неодобрительно нахмурился.

– Только вкус испортит, – пробормотал он себе под нос.

Хорас лишь ухмыльнулся. Он уже начал привыкать к деланой суровости своего спутника.

– Привычка. Подхватил ее от вашего любимого ученика, – сказал юноша рейнджеру, и на мгновение оба замолчали, думая об Уилле. Интересно, что случилось с ним и Ивэнлин, живы ли они, все ли у них хорошо?

Спутники сидели в углу зала, в самой тени, спиной к стене – так Холту было удобнее наблюдать за происходящим.

Пока они ели, помещение постепенно заполнилось горожанами, которые заглянули поесть или насладиться парой бокалов вина или стаканом-другим пива перед тем, как разойтись по домам. Один из пришедших достал из сумки набор свирелей, а другой настраивал струнный инструмент, по форме напоминавший тыкву. Рейнджер, заметив этих людей, расположившихся у камина, кивком указал на них Хорасу.

– Похоже, скоро начнется веселье, – проговорил тот.

Все начали подвигать стулья к камину и требовать еще выпивки.

Зазвучала печальная мелодия – это один из музыкантов заиграл на свирели. Вскоре к ней присоединился и струнный инструмент. Музыка заполнила весь зал. Она проникала прямо в сердца слушателей, заставляя их вспомнить о давно потерянных друзьях и временах, что канули в небытие.

Холт внезапно расчувствовался, припомнив долгие летние дни в лесах близ замка Редмонт и невысокого подвижного юношу, который задавал бесчисленные вопросы и делал жизнь старого рейнджера интересной. Холту вспомнилось лицо Уилла: искристые карие глаза, исполненные неугасимого веселья, волосы, взлохмаченные капюшоном плаща. Как усердно ученик заботился о Тягае, как был горд, когда узнал, что у него будет свой конь, пусть и не боевой.

Холт ощущал, как годы проходят, делая его все старше – борода его уже давно начала седеть, – но с появлением Уилла в дом рейнджера ворвались молодость и радость. Много трудных дорог пришлось пройти рейнджеру, и на склоне лет дружба с учеником стала для него отрадой.

Вспомнил он и рассказ Хораса о том, как Уилл решил последовать за вражеским войском в Кельтику и как этот совсем еще мальчик в одиночку противостоял варгальским и скандийским воинам, пока Ивэнлин проверяла, загорелся ли мост. У этого юноши был не только неукротимый дух. В его душе жили отвага, находчивость и верность. Из юноши получился бы превосходный рейнджер, решил Холт – и вдруг понял, что думает о Уилле так, словно этой возможности никогда уже не суждено осуществиться. Глаза его увлажнились, и он беспокойно заерзал. Холт давно привык скрывать свои чувства. Но потом он решил, что Уилл уж точно стоит скупых слез старого вояки вроде него, и не стал вытирать глаза.