Книга духов - Джеймс Риз

Когда я покидала компанию, пробили часы – кажется, два раза.

Мама Венера сказала мне, что наверху для меня готов ночлег. Провести ночь (наверняка бессонную – уснуть я вряд ли смогла бы) мне предстояло в комнате в юго-восточном углу второго этажа, окна которой выходили на задний двор и улицу около особняка Ван Эйна. Эту новость я восприняла с облегчением, перспектива вновь оказаться в подвале внушала мне ужас. Куда лучше, подумалось мне, взойти по лестнице в спальню, где давно никто не ночевал. Куда приятней спать одной, чем ютиться возле Провидицы в подвале. И когда Элайза Арнолд поднялась с места, чтобы меня проводить, постель рабыни показалась мне самым желанным местом.

– Ступай, детка, ступай, – подбодрила меня Мама Венера, видя, что я мешкаю на пороге библиотеки. – Спи спокойно, пока не проснешься. – Она кивнула в сторону Элайзы, словно хотела заверить меня, что с ней я буду в безопасности и смело могу отправляться следом. – Завтра оно все и начнется. Я разорву эту цепь, какую вовек и ковать не следовало. Освобожу эту девочку, которую так долго мучил младший Бедлоу. Слишком поздно, наверно, для Плезантс, но сестру ее я могу спасти – и спасу. – Мама Венера, прежде чем забрать лампу, притушила огонек до слабого мерцания. – Мы должны все силы поднапрячь ради этого и без проволочки, поняла?.. А пока поспи. Иди давай.

И она тяжело зашаркала в темный коридор, оставив меня наедине с Элайзой Арнолд.

Мы взбирались по винтовой лестнице. Я старалась не дышать из-за обдававшего меня трупного зловония, которое неслось словно с ладьи Харона.

Я двигалась по широкой стороне расходившихся веером ступеней. Элайза придерживалась перил, где проступь была уже. Ее руки бессильно свисали по бокам, ноги тоже плохо повиновались, а пальцы глухо отбивали такт по ковру с каждым подъемом, будто метроном, отмечающий наше восхождение. Обломки ногтей усеивали лестницу золотыми крупицами.

В нише лестничного колодца помещалась черная Мадонна, с мольбой воздевшая руку.

В коридоре на втором этаже была разостлана ковровая дорожка, походившая на полосу дерна – плотную, ярко-зеленую, по бокам которой находились половицы из цельных сосновых досок. Газовые рожки не были зажжены. На стенах не висело ни одной картины. Ниже панелей стены были окрашены в матово-голубой цвет, выше – в черный или в цвет индиго. Коридор напоминал подводное царство, и тишина в нем стояла, как в океанских глубинах.

Я проследовала за Элайзой к сводчатой двери в конце коридора. Здесь моя комната. Я догадалась об этом потому, что там горел свет. Полоска его виднелась в щели под дверью.

У двери Элайза остановилась спиной ко мне на расстоянии трех или четырех шагов, пока я дивилась ее костлявым плечам, выпиравшим ребрам и слегка обвисшим ягодицам. При скупом освещении кожа ее казалась синеватой, как у того, кто голым побывал на холоде. Или же она, подобно пиявке, высосала этот оттенок со стен?

Почему же она остановилась? Там, в комнате, есть кто-то – или что-то? Вернулась Розали – повидаться с умершей матерью? От этой мысли внутри у меня похолодело, но, пока я ее обмозговывала, Элайза попыталась ухватиться за дверную ручку. Вот только руки у нее для этого не годились.

Могла ли она беспрепятственно проникнуть в комнату? Возможно. Могла ли обратиться в пар и просочиться внутрь? Вероятно. Однако вместо этого она шагнула назад и жестом велела мне взяться за ручку. И получилось так, что я первой вошла в эту угловую комнату и увидела там…

Нет, никого там не оказалось. И ничего, разве что:

Квадратная комната без мебели, стены с некрашеной штукатуркой. В дневном свете можно было бы увидеть на них прихотливые узоры из трещин и пятен. Пол сколочен из длинных толстых досок, которые сгодились бы для корабельного плотника, сплошь в царапинах и потертостях, указывавших на прежнее расположение мебели. Теперь и следов ее не было. Никаких украшений вообще, кроме прочных оконных рам, покрытых шелушившейся темно-кровавой краской, хлопья которой лежали на полу.

В углу комнаты стояла зажженная лампа. Я взяла ее и обернулась к Элайзе Арнолд, но она… исчезла. Или же так казалось.

Справа от двери находился альков – ниша в стене. Он был задернут занавесом из темно-голубой парчи с серебряной бахромой. Подобная ткань хорошо защищает от солнца, и я догадалась, что внутри алькова стоит кровать.

Элайза свернулась кошкой на краю постели. Матрац был набит не соломой, но пером, простыни были явно несвежие.

Элайза сидела, подогнув ноги под себя и вывернув ступни наружу, бедра ее выглядели глубоко впавшими и затененными, несмотря на то что я поднесла лампу вплотную к ней. Она склонила голову на плечо – и, верная амплуа инженю, вполне могла бы похлопать своими длинными черными ресницами.

– Вы спите здесь? – спросила я.

Глупее вопроса нельзя было придумать, и она тотчас дала мне это понять.

– Сплю? Ты так это называешь? Занятные же вы, паписты. – Она провела тыльной стороной ладони по покрывалу и, изловчившись, как смогла изловчиться, по нему похлопала. Приглашающе. – Non, enfant[44], я здесь не «сплю». Спать здесь будешь ты.

– Но тогда, – сказала я, для большей ясности высоко приподняв занавес, – прошу вас уйти.

Я надеялась умыться над тазом из полного кувшина, надеть чистую сорочку, взглянуть в зеркало, насколько позволяло мое дезабилье. Вместо того – только постель, и ничего больше. Что ж, немедля нырну в нее, как только изгоню ее теперешнюю обитательницу.

– Вы намерены возвратиться на ночь в землю? – многозначительно поинтересовалась я.

– Пожалуй, что нет, – ответила Элайза Арнолд. – Есть у меня материнские заботы. Пожелаю вам покоя.