Третий удар. «Зверобои» из будущего - Федор Вихрев

— Не, вот родинка на снимке!

— Это не родинка, разуй глаза! Пятно на газете.

И хором, с придыханием:

— Она… Ой, мамочкии-и…

Раздался стук в дверь:

— Девочки, открывайте!

— Уже бегу!

* * *

Палыч был озадачен. Люся прибежала минут через десять после подъема, вся какая-то взъерошенная, деловитая, даже немного пришибленная. И начала выпрашивать полную подшивку «Красной Звезды» за май, сочиняя на ходу что-то маловразумительное. Василий Павлович был человеком опытным и понимал — напрямую из Люси «страшную тайну» не выбьешь, проще переждать и узнать окольным путем. Но и подшивкой рисковать не хотелось. Наконец подполковник придумал вариант: он вложил в подшивку свой черновик от подготовки к политинформации и решил минут через 10–15 подойти за «важным документом», а заодно и глянуть, что там девочки с газетами делают. Приняв решение, Палыч тем не менее выдал помимо подшивки воспитательную речь:

— Газеты не рвать, не мять. Фотографии артистов и прочих лиц не вырезать. Еду и прочее на газеты не ставить. Пометок не делать, даже карандашом! На самокрутки не скуривать! Даже «с самого краешку, где ничего не написано»!

— Това-а-арищ замполит! Мы же не…

— Все вы «не», а потом подшивку в руки взять противно! И половины листов нет! Ладно, вы девочки в большинстве своем махорку не курите и котелки куда попало не суете. Но пусть только хоть листик!

— Есть, товарищ подполковник!

— Тогда крууу-гом! Шагом марш!

Люся исчезла. Василий Павлович, не особо торопясь, добрился, покурил на крылечке и неспешно двинулся к бараку радисток. Около девичьей казармы стоял какой-то капитан. Замполит насторожился: не ухажер ли? Вроде бы это он третий день при штабе, ждет направления к месту дальнейшей службы, но почему-то не получает. Вот капитан тяжко вздохнул и с явной опаской пошел к двери. «Видимо, попробовал вломиться без стука, — подумал Василий Павлович. — Теперь опасается — и правильно делает, если девочки в неглиже, то и сапог пониже фуражки словить можно!»

Войдя после стука в казарму связисток, офицеры застали дивную картину — дамы стояли плотным кольцом вокруг стола и внимательно рассматривали что-то, обмениваясь неразборчивыми замечаниями. Вид у них был, мягко говоря, удивленный.

— Так вы зачем к девчатам-то шли, капитан? — спросил Палыч.

— Посмотреть на «сержанта Иванову», кем бы она ни была.

— Так вы знали?! — вырвалось у кого-то из девушек.

— Мы многое знаем, а вы сейчас о чем? — не выдавая удивления, подхватил разговор подполковник.

— Ну, что товарищ Иванова не совсем «сержант Иванова». То есть, конечно, Иванова, но совсем не сержант, — залопотала Люся.

Капитан почувствовал, как отнимаются ноги и холодеет внутри. «Б…! Надо, надо было идти к особистам!» Тем временем офицеры подошли вплотную к столу. Подшивка была раскрыта на газете, посвященной церемонии награждения героев Выборга пятнадцатого апреля, и, похоже, девушки внимательно изучали одну из фотографий.

— Товарищ подполковник, а зачем товарищ Иванова сержантом оделась и ордена сняла? — спросила самая младшая радистка. Капитан понял, что он уже совсем ничего не понимает. Потом глянул на фото. Чудовищным усилием воли он сжал челюсти, не позволяя вырваться восклицанию — короткому, но абсолютно нецензурному. Все встало на свои места. Непонятная наглость к старшему по званию (который был, как оказалось, младше), робость лейтенанта в адрес собственной «подчиненной». Да и нежелание «сержанта» показать свои записи тоже стало понятным. «Интересно, сколько подписок надо дать, чтобы мне дали взглянуть на тот листик? — подумал капитан. — А с другой стороны, не хочу я туда смотреть. Много знать хорошо, а слишком много — вредно».

Подполковник Пережогин напрягся, соображая — о чем речь. Потом взглянул на фото, подобрался и скомандовал:

— В одну шеренгу — становись! Равняйсь! Смирно! Так, товарищи бойцы, связисты, девушки, чтоб вас всех! Вы бойцы Красной Армии — или бабы базарные?! Что за вороний гам?! Вы в армии или где?! Совсем ошалели? Газету читаете — Ника Алексеевна Иванова, о ней же речь, правильно? — чем в Выборге занималась? Молчать в строю! Грибы собирала она там? Столовой заведовала? Нет? Может, обозом командовала? Тоже нет? Так неужели до вас, в головки ваши светлые, рыжие и темные, не доходит — если старший офицер ОсНаз появляется в прифронтовой полосе, маскируясь, в чужой форме, с чужими знаками различия — то это не просто так? У вас между ушами хоть что-то, кроме прически, есть? Узнали — молчите в тряпочку! В крайнем случае — подойдите тихонько в укромном местечке и скажите ей, что узнали и как узнали — пусть решает, что с этим делать. А лучше — молчать! Зашейте рот, если иначе невмоготу!!! Тут, может, операция фронтового масштаба начинается, о которой мне, подполковнику, знать не положено, а комсомолке Семеновой, оказывается, это знать надо! Любопытство у ней, не скажу где засвербело! Что вам знать положено — до вас доведут, остальное — вас не касается. Ясно? Я вас спрашиваю — ясно?!

— Ясно, товарищ подполковник!

— Вот и хорошо. А теперь, для пущей ясности — у вас ночевала СЕРЖАНТ ИВАНОВА. До этого вы ее нигде не видели и о ней ничего не знаете. А кто будет болтать языками — поедете белым медведям прогнозы погоды принимать и зачитывать! — решил сгустить краски Пережогин.

Мякишев слушал все это и понемногу приходил в себя. Ну, надо же, а! Вот тебе и «красноармеец, смирно!». Но пришла и другая мысль — как раз разведчица из товарища Ивановой никакая. Если брать не фронтовую разведку, что за «языками» шастает, а разведку агентурную, нелегальную, в тылу врага. «Толку переодеваться в сержанта, если замашки остаются майорскими? — думал про себя Семен Борисович. — Или свое настроение так всем сразу демонстрировать? Такую разведчицу проще самим к стенке поставить вместо заброски — и быстрее, и гуманнее. Диверсант, снайпер — допускаю, да и награды сами за себя говорят. Но разведка? Не-е-е-т, девушка, это — не ваше!»

Пережогин закончил лекцию и, распустив строй, забрал подшивку. После чего подошел к стоящему столбом Мякишеву и позвал:

— Пойдем, капитан, расскажете мне, что вам было нужно от товарища Ивановой.

Стоя в курилке под сосной напротив казармы девушек-радисток, Семен рассказывал подполковнику историю своего знакомства с Ивановой и подозрения, которые у него возникли, когда к офицерам подошел младший сержант-порученец:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу капитану?

— Обращайтесь.

— Товарищ капитан Мякишев, Семен Борисович?

— Да.

— Приказано проводить вас в распоряжение начальника разведотдела Штаба фронта!

— Ну, пойдем, раз приказано, — Мякишев последний раз затянулся и выбросил папиросную гильзу во вкопанную посреди курилки обрезанную бочку.