Привет магия! Пирожки. Книга первая. - Ирек Гильмутдинов

Поймав благодарный взгляд Флоки, я подмигнул ему в ответ.

— Иди уже, приведи в порядок моего коня, — буркнул Торгус. — И не забудь про Генриетту. Твоя Алисия отомщена. Можешь продолжать жить.

Конюх повернулся ко мне и склонился в глубоком поклоне:

— Благодарю, молодой господин. Век не забуду этого долга. — Когда он выпрямился, в его глазах стояли слёзы.

А я так и застыл с ложкой на полпути ко рту, когда до меня дошёл смысл его слов.

***

Десять лет. Целое десятилетие, прошедшее с того дня, когда я, дрожащий мальчишка, одолел волколюда в Чёрном Бору. Время, измеренное не сменами сезонов, а сотнями выпитых зелий, тысячами часов медитации и миллионами повторённых заклинаний.

Моя жизнь превратилась в строгий ритуал самосовершенствования. Зелье роста — трижды в неделю, его горьковатый вкус стал мне роднее мёда. Утро начиналось с железного пота — турник, на котором я теперь мог подтянуться пятьдесят раз без одышки, гантели причудливой формы (вызывавшие недоумённые вопросы, на которые я лишь отшучивался: «Библиотека, друзья мои, волшебная вещь»).

Теперь мне тринадцать. Мой рост — метр семьдесят девять[1], и я с гордостью замечал, как приходится слегка наклоняться, встречаясь взглядом с Торгусом. Плечи ещё уступали его богатырской стати, но мышцы уже обрели ту самую «магическую» плотность, когда сила скрыта не в буграх, а в стальных жгутах под кожей.

Учитель сначала с пренебрежением косился на мои новшества, пока однажды не присоединился — и через неделю признал, что дышится легче, а прежняя тяжесть в теле сменилась лёгкостью. Его некогда солидное брюшко начало таять, чему немало поспособствовали наши ежедневные дуэли — магические фехтования стали для нас чем-то вроде утреннего чаепития. Мы не только сражались на мечах, но при этом применяли магию, проверяя, чей барьер круче. Как однажды признался учитель, все эти изменения коснулись его источника куда лучше, чем последнее посещение ничейных земель.

Флоки и Сигрид не отставали — это я про животики. Теперь же, спустя полтора года после того, как они присоединились к нам (по приказу Торгуса), их тела вернули себе былую форму, напоминая скульптуры древних воинов. Вообще в этом мире даже простой человек живёт под полторы сотни лет. Так что для меня они выглядели не старше сорока пяти. Магам, впрочем, проще — лишний жир сгорал в пламени магических упражнений быстрее, чем Розетта успевала его «накормить» своими кулинарными шедеврами. Этим двум пришлось куда сложнее, точнее, Флоки. Сигрид-то — маг земли, хоть и не сильный, всего на уровне адепта, но ему для работы кузнецом более и не надо.

Но главные перемены произошли внутри. Мой источник, некогда скромный родничок, теперь бурлил полноводной рекой. Он уже почти как у учителя. Третий этаж башни — уровень, до которого многие из Ворхельмов не доходят за всю жизнь, — покорился мне. Правда, лишь на десятую часть. «Избранный или уничтожитель миров? Как говаривал Громовержец», — усмехался я про себя. Настоящие избранные или тёмные властелины не корпели бы по месяцу над каждым заклинанием. В эти его сказки о приходе в мир двух стихийников и после начинающихся войн я не верил. Потому как прочёл почти всю библиотеку, и ничего такого там нет. Только домыслы и байки — вот и вся теория.

Мои медитации теперь длились не более трёх суток, но зато проводились с часовой точностью каждые две недели. Учитель теперь медитировал со мной, вот только выдержать без стряпни Рози больше суток был не в силах, а потому обычно к середине вторых суток покидал крышу.

Мой источник вырос ровно вдвое — по меркам этого мира это уровень магистра, а может чуть-чуть выше, приговаривал учитель. Только толку от этого никакого. Сила ударов? Да, я мог превзойти в голой мощи Громовержца... побеждая разок из трёх десятков поединков. После каждой нашей схватки — изнеможение, отдых, беспробудный сон — это я про себя. Тогда как он выдавал точечные удары, аккуратно разрушая мой барьер, расходуя при этом энергию с ювелирной точностью, после чего топал на кухню с почти полным источником. Я же пока что напоминал варвара, рубящего скальпелем вместо того, чтобы провести один тонкий надрез. Ничего, научусь, никуда не денусь.

За это десятилетие замок Ворхельмов так и не распахнул свои врата для гостей. Лишь Торгус изредка отлучался в столицу, но ни родственники, ни друзья так и не соизволили нанести визит. Возможно, это дело рук учителя, но я не спрашивал. Считает, так лучше для моего обучения, значит, так и есть. Единственными посетителями стали караваны с провизией, чьи рейсы участились втрое — иначе просто не справиться с моими кулинарными экспериментами. Всё потому, что я немало времени провожу на кухне, обучая нашу кухарку. Последнее, что зашло всем без исключения, так это манты с майонезом. Народ так их полюбил, что теперь у нас в замке есть «день мантов». Каждый восьмой день в большом зале собираются абсолютно все, кто живёт и работает в замке. Ворхельм в этом плане простой человек. Если рядом нет гостей, он может и с конюхом выпить, и с Аланой по душам поговорить.

Розетта, доведённая до отчаяния бесконечным потоком новых рецептов, в конце концов взмолилась о помощи. Маг требовал всего и побольше. Так в нашей кухне поселилась её сестра Марго с сыном Робертом. Мальчишка моего возраста, но при первой же встрече он словно наткнулся на невидимую стену — здоровался сквозь зубы, взгляд в пол, и тут же исчезал. Возможно, мать наказала держаться подальше от «маленького господина». Я же не настаивал — вежливость выше статуса, по крайней мере для меня, а потому время от времени сам заглядывал в конюшню или кузницу, предлагая тому помощь. Он не отказывался, но и отношения лучше не становились. Ну нет, так нет.

Но настоящую дружбу я обрёл с садовником Карлом. Этот седовласый мудрец в грязном переднике знал о травах больше, чем иные маги о заклинаниях. Наши беседы у грядок порой затягивались до полуночи. А когда он решил связать жизнь с Аланой, я не смог остаться в стороне.

Торгус отпустил влюблённых на две недели, щедро снарядив в дорогу. Я же преподнёс свадебный дар — два зелья собственного изготовления. Рецепты взял из той «поварской» книги. Для Карла — «Ярость дуба», усиливающую мужскую силу и дарующую лёгкое омоложение (всё-таки ему под