Новый день - Акулина

– Кто приходил бы?

– Лекари.

– Тебя перестал посещать лекарь? – похолодел Пелерин.

– Нет, он приходит, но не так часто. И мази кладёт куда меньше, чем обычно… Что это, заговор, месть?

Пьер и Доминик переглянулись.

– А может, медленная казнь. Но каждому своя…

Оставила она в этот раз своих спутников с новыми, весьма неприятными мыслями и нерешённым вопросом – как скоро они смогут собрать необходимое в дорогу и отправиться в путь…

Давно уже не утреннее солнце протиснулось сквозь шторы, когда новым днём она только открыла глаза. Но подниматься она не спешила, ощущая, что всё ещё не может прийти в себя ото сна: она видела набережную в родном городе, в своём веке, чувствовала воздух, напоенный свежестью реки. Свежестью, до которой нельзя дотянуться и можно лишь вспомнить на несколько минут…

Она снова накрыла голову подушкой – но та будто помнила нынешний сон и, не давая его забыть, снова насыщала видение яркими красками. Тогда Доминик медленно поднялась и, стараясь думать только о том, что видит вокруг себя, в окружающем мире, а не в воспоминаниях, привела себя в порядок. Но внутренний взор всё равно не отпускал прошедший сон, и сама она будто ещё дышала этим сладостным ароматом – ароматом свободы и свежести в своём городе…

Она перешла в другую комнату. Немного посидела здесь, нервно дёргая золотые кисточки подушек… Потом подскочила и зашла в другую. Попыталась найти себе какое-нибудь дело, но всё, за что она ни бралась, не помогало – настырное и такое реальное вспоминание родного века не отпускало!

Вконец измучившаяся, не видя перед собой ничего, кроме своей тоски, она покинула покои и, выйдя из дворца, кинулась в сад.

Пробежав достаточно далеко, она остановилась у большого фонтана. Тут было красиво! Чётко очерчивая квадраты, вглубь уходили каменные дорожки. Благоухание пряных трав и цветов, соединяясь в невероятный букет, изредка разбавлялось порывом лёгкого ветра. Здесь было тихо. Перед ней дышал простор – небо над головой и тишина со всех сторон. Никаких голосов, вопросов, смеха. Никаких людей.

Она устало присела на скамью. Сон о родном городе не просто нарушил её покой… Он будто разрезал давно зашитый и спрятанный подальше от глаз мешок с воспоминаниями, теми самыми, оттуда… И теперь с мучительной болью она снова и снова смотрела на свою прошлую жизнь. Ту, когда Эрика была такой юной, такой наивной и любопытной…

«Куда всё это делось? – не сдержавшись, всхлипнула она. – Кем я была? Весь мир мне казался интересным. Каждый раз я просыпалась с тем, чтобы найти что-то хорошее в новом дне и радоваться, радоваться…».

Перед глазами её нежданно появились давние друзья.

– Эрика, привет! Красотка, вся прямо сияешь!

– Да, мерси, я такая! – жеманясь, ответила она.

– Ты сегодня идёшь с нами, не передумала?

– Конечно! А в какой клуб?

Молодой человек стушевался, а потом засмеялся:

– Ты иногда такая смешная… Забыла, что ли? Костю навестить…

Она забыла. Но всё равно с удовольствием съездила с друзьями в больницу, и всё было прекрасно в тот день! Правда, только Эрика не замечала, что беспрестанно шутила и смеялась, желая быть в центре внимания, хотя оно требовалось больному…

«А что стоит чужое внимание, – задумалась Доминик, – если всё равно никто не сможет узнать, что на самом деле таится в глубине моей души?.. Да и зачем оно было мне нужно? Неужто для того, чтобы почувствовать себя живой, чтобы среди лучей чужих взглядов осознать, что я точно существую на этом свете?..». Она подняла голову и всмотрелась вверх, в небо. Но оно не давало ответов – что было правильным, а что – нет, и ей пришлось снова самой окунуться в горькие размышления.

Остатки печали дальней флейты давно уже отзвучали, когда она, наконец, решила вернуться в покои. Она была задумчива, но ей было уже не так беспокойно, как ещё недавно, после прошлого сна. А новой ночью ей приснилось совсем другое…

Перед ней был человек, но в темноте комнаты его лица поначалу не было видно, и только на руки падал свет – прямо на окровавленный кинжал…

«Думаешь, думаешь, я прекрасен внутри? Это небо создало меня таким, и я достоин любви и уважения?!», – хохотал хриплый голос, выкрикивая слова по два раза, как эхо. Они всё ещё болезненно звучали в её голове… «Наказания, наказания не должно быть, ведь я прекрасен и индивидуален!», – хрипел, страшно смеясь, голос.

Она оробела во сне – но лишь на миг, сразу поняв, что не так в сказанных словах. И тут же в комнате осветился тёмный угол: над детской колыбелью.

«Вот таким небо привело тебя в этот мир! – показала она на младенца. – Ни одной чёрной мысли, ни одного желания принести кому-либо боль, ни капли жестокости в глазах. А эта улыбка…». «Я никогда не улыбался!», – захрипел голос. «Нет же, вот, смотри! Это ты улыбаешься. Мы все улыбаемся, когда приходим в этот мир. Но иногда другие, такие же люди, как и мы, заставляют нас об этом забыть… Или это делаем мы сами…». «Если так, то я уже не буду иным!», – отзывалось в пространстве сна. «Но человек может меняться! – ответила она. – Нужна лишь сила духа. Изменив свои дела, надо оплатить содеянное зло и идти новым путём!..».

Всё закружилось и исчезло в вихре эпизодов и силуэтов, и только улыбка младенца оставалась перед глазами, пока вдруг не превратилась в улыбку мужчины с редеющими зубами, того самого – с хриплым хохотом; а потом и она пропала. И тогда Доминик проснулась. Но ещё долго она не могла забыть этот сон.

«Наказание – это этап, который нужно пройти, чтобы не только искупить содеянное, но и выйти на новый уровень самого себя, – продолжала она мысленно отвечать незнакомцу из сна. – И чтобы душа менялась, её тоже нужно тренировать: как ум, как мышцы…».

Запретив служанкам следовать за собой, она прошла в дальнюю комнату своих покоев. После неудачного посещения оружейной она поняла, что тренироваться с мечом только из-за одного её желания ей всё равно не позволят, потому из этой комнаты сделала тренировочную – вынесла все ненужные вещи, и теперь внутри находились лишь скамья да пара больших зеркал. И оставалось много пространства для того, чтобы руки не забыли, как защищаться в дальних странствиях.

На несколько часов здесь поселился свист разрезающего воздух клинка. Острая сталь успокаивала и сосредотачивала: была холодна даже своим цветом, будто отвергала саму мысль о возможном существовании в этом мире каких-либо эмоций.

Потом дверь приоткрылась, в комнату осторожно вошёл Заир. С минуту постояв молча, он понял, что Доминик на него отвлекаться не собирается.

– Служанки обеспокоены, что ты опять их прогнала, – произнёс он осторожно. – Думают, не угодили тебе чем-то…

На миг она дёрнула бровью, услышав в его словах упрёк – будто она была виновна в страхах тех, кто с таким благоговением ей служит. «А разве я просила об этом?..», – подумала она, но тут же ударом меча по воздуху избавилась от мелькнувшего возмущения.