Посланник - Анастасия Парфенова

— Гостиная. Она же общая. Мы здесь обычно тусуемся между тренировками.

Вот так. Есть тренировки, а есть то, что между ними. И второе рядом с первым — просто приложение. Уши Виктории чутко уловили этот нюанс, но глаза её были лишь для открывшегося перед ними вида.

Комната была... странной. Что-то вроде большого зала, с низкими подвальными потолками, с перегородками, разрывающими пространство без всякой системы. И снова это странное сочетание чистоты и беспорядка. С одной стороны, полное отсутствие грязи, почти стерильность, с другой... Описать словами то впечатление, которое производила эта таинственная «другая сторона», Виктория бы, наверно, не смогла. Мебель сюда свозили с каким-то подчёркнуто небрежным презрением к единству стиля. Белые диванчики а-ля модерн окружали старинный, под Людовика XIV, стол, на котором стопками лежали дискеты и прозрачные схемы. В двух шагах плетёные кресла окружали полудюжину плоских компьютерных мониторов, рядом, под почему-то оказавшейся в середине комнаты стеной, стоял диван с кучей подушек. И тут же — расстеленные прямо на полу матрасы и образующие ещё одну стенку книжные шкафы. В углу громоздился исполинских размеров телевизор, повсюду были расставлены звуковые динамики, валялись какого-то шпионского вида приборы. В другом углу — высокий стол и стулья вокруг него, высокие, как в баре. Рядом — холодильник. И доска, как в школе, только белая. И героических размеров пальма в кадке. И ещё какие-то странно группирующиеся диванчики и кресла.

Виктория недоумённо моргнула. Несмотря на очевидную даже для неё аляповатость, обстановка оставляла впечатление какого-то внутреннего... порядка? Правильности? Цвета переливались один в другой, резкие контрасты выглядели необычайно гармоничными. «Будто хаос, воплотившийся в своей самой утончённой форме — искусстве», — пришла откуда-то странная немысль. Виктория передёрнула плечами.

Да, эта гостиная выглядела необыкновенно гармонично... За одним исключением. Огромный, массивный и даже в такой позе выглядевший угрожающе детина, скрючившийся на низком пуфике и что-то остервенело набиравший на клавиатуре, явно не вписывался в обстановку. Было это существо одето во что-то напоминавшее её собственное облачение, но из ткани попроще. Одежда для боя. В крайнем случае — для тренировки. Викторию окатило волной мимолётного и острого страха.

— За занавесом — дверь в тренировочный зал, а там — проход к личным комнатам. Твою уже почти подготовили... — объяснял Сашка. И не меняя тона, будто говорил о мебели: — А это — Толик. Точнее, Толян. Местный юродивый... в своём стиле, разумеется. Бука редкостная, но дерётся как бог. Как только он прекратит нянчить собственное «эго» и вспомнит о манерах, то поприветствует тебя.

Руки замерли над клавишами, мышцы на плечах напряглись. Те ещё мышцы. Внушительные такие. Бугр-ррристые. Ткань протестующе треснула, и Толик заметным усилием воли заставил себя расслабиться, причём даже с другого конца комнаты было видно, как это ему непросто. И начал медленно-медленно поворачиваться — всем телом, точно потревоженная гора.

Виктория и сама не поняла, что пятится, пока не обнаружила, что от бегства её удерживает лишь вцепившийся в запястье ухмыляющийся Сашка. Девушка яростно дёрнула руку на себя, набрала в лёгкие воздух для протеста...

Толян повернулся, его полный тихого бешенства взгляд скользнул по Сашке... и споткнулся о Викторию. Именно споткнулся, как ещё это можно назвать? Нет, он отлично знал, что она должна стоять там. Он видел её на тренировке, почувствовал её пробуждение, почувствовал, как она вошла в комнату. Он мог не оборачиваясь метнуть нож ей в глаз — и попасть. Но теперь, когда его взгляд упал на эту новую, закованную в белый шёлк Викторию, он споткнулся. На мгновение вылетел с заранее намеченного пути действий.

Губы мужчины едва заметно дрогнули, глаза стремительно и цепко пробежались по её фигуре. Инстинктивный, не контролируемый взгляд. Грудь, лицо, глаза, волосы... ноги. Взгляд, который мужчина, сам того не замечая, бросает на незнакомую, но хорошенькую женщину. Не голодный и уж конечно не тот, который выдаёт какие-то серьёзные намерения. Но и не тот, которым смотрят на обычное произведение искусства. Просто такой... взгляд. Очень мужской. Очень быстрый.

И тут же, точно спохватившись, глаза налились тёмным гневом и неодобрением. Толян прямо-таки каждой чёрточкой своего лица демонстрировал, как ему не нравится новая ученица. Но Виктория не обижалась — в этой неприязни не было ничего личного. Против девочки Вики этот громила ничего не имел. Его бесило лишь то, что она с собой принесла. Странное, нелогичное поведение учителя, которому Толян, сам того не заметив, привык полностью доверять. Раскол в группе, за которую он цеплялся, как за последнюю соломинку. Неуверенность и напряжение. Нет, Анатолию определённо не за что было любить новую соученицу.

Но Викторию это уже не пугало. Внутри у неё расцветало, растекалось какое-то сладкое, приятное тепло. Девушка не узнала его: смесь уверенности, удовлетворения, самолюбования и чего-то ещё. Просто... Просто когда эта бомба ярости, силы и насилия, готовая в любой момент взорваться термоядерным гневом, сделала паузу, дабы оценить её, Виктории, фигуру...

В общем, впервые за свою короткую, но отнюдь не девственную жизнь Избранная почувствовала себя женщиной. И чувство это ей очень понравилось.

— Приветствую вас, Виктория. Надеюсь, вам у нас будет хорошо, — выплюнул Толян положенные по этикету фразы, тоном и выражением лица подчёркивая, что имеет в виду он как раз противоположное. И отвернулся обратно к своему монитору, даже не удосужившись выслушать ответ. Но Виктория на него уже не обижалась. Она вообще не была уверена, что сможет когда-либо обидеться на Анатолия. Слишком много он для неё сделал этим быстрым, им самим не замеченным взглядом. Она и сама ещё не понимала сколько. Зато это хорошо понимали те, кто вложил столько усилий в создание её одежды.

Виктория же даже не удивилась, почему с такой лёгкостью читает настроения и мысли этого сумрачного парня. Не по выражению же лица, в конце концов. Ну какое выражение может быть у каменной маски?

— Знакомься. Это — Барс.

Виктория посмотрела в указанном направлении и почувствовала, как глаза её становятся круглыми и глупыми. Барс был рыжим котом. Кроме того, он был самым толстым, самым высокомерным и самым матёрым котярой, какого ей доводилось видеть. В уме сразу всплыла картинка из детского мультика. «Возвращение блудного попугая» — так он назывался. Был там этакий толстенный рыжий котяра, из-под огромной туши которого торчали тонкие лапки, а на морде застыло выражение собственного превосходства. Так вот, рисовали того кота не иначе как с Барса.

По крайней мере, понятно, почему его не называли Барсиком — язык не поворачивался.

— По-моему, — шепнула Виктория, — вы с ним дальние родственники.

Сашка хихикнул. Кот чуть приоткрыл зелёные глаза, удостоил Викторию ленивым взглядом и вновь заснул.

— А это — Бархан.

Избранная сглотнула. Огромный, лохматый и явно очень старый пёс. «Кавказская овчарка, с какой-то примесью», — неожиданно поняла Виктория. Пёс был неопределённо-грязного цвета, одного уха у него не хватало, двигался он с экономной грацией бывалого бойца. А когда Бархан окинул её мрачным взглядом карих глаз, девушка поняла ещё одно: «Он разумен».