Дочь забытой империи - Чучело Мяучело

мысленно порадовалась, что её магия не была сейчас доступна — иначе торговца постигла бы неприятная участь. Вместо этого она приняла выражение вежливого безразличия, пока Ройдар ответил, так же дружелюбно:

— Спасибо, но нам не нужны ни вилки, ни ложки. Мы налегке путешествуем.

Торговец пожевал губу, поняв, что сделки не будет, но всё же решил дать добрый совет:

— Ладно, так и быть. Только вы осторожнее тут, не говорите ничего дурного про Агоран и нашего короля. Это вам не Доминус, здесь к таким разговорам относятся серьёзно.

Галвиэль, едва услышав его слова, широко улыбнулась и театрально воскликнула:

— Мы любим Агоран! Слава Агорану! Смерть королеве Элеоноре!

Ройдар мгновенно нахмурился и схватил её за руку, таща в сторону от торговца. Он шепнул ей с яростью:

— Ты переигрываешь! Тише надо, сестра, не везде твою прямоту оценят.

Торговец проводил их странным взглядом, пожал плечами и направился дальше по дороге, видимо, к другим возможным покупателям. Галвиэль, несмотря на упрёк брата, не переставала улыбаться, чувствуя, как от её наглого заявления в груди проснулась прежняя дерзость. Это был её способ бороться с чувством потерянности, которое разъедало её с самого начала путешествия.

Ройдар же смотрел на неё с лёгкой укоризной, но в его глазах отражалась и тень одобрения. Он видел, что его сестра, хотя и оставалась сложной, колючей и упрямой, всё-таки не утратила своей воли. И может быть, в этом мире, который уже давно изменился, им обоим стоило искать свой путь, даже если он не совпадал с тем, что они знали раньше.

Идти в облике людей оказалось сложнее, чем они предполагали. Раньше, когда они были собой, брат и сестра могли свободно говорить на эльфийском, обсуждать свои мысли, переживания, планы. Теперь же, в новом облике, такая роскошь стала опасной. Два человека, разговаривающие на древнем эльфийском языке в мире, где эльфов воспринимают с настороженностью, сразу привлекли бы к себе слишком много внимания. На людских же языках можно было говорить только о пустяках, да и то осторожно, подбирая слова, чтобы не выдать своего происхождения.

Путников окружали обширные плодородные поля, с которых уже убрали урожай, и ряды фруктовых садов, раскинувшихся по равнинам. Ветер доносил запах спелых яблок и свежей земли, а вдали виднелись аккуратные амбары и мельницы. Ройдар отметил про себя, что Агоран отхватил себе не только стратегический порт, но и самые плодородные земли острова, обеспечив таким образом продовольственное благополучие своих новых территорий.

Галвиэль же шла, погружённая во мрачные мысли. Тягостные воспоминания о том, что её отец, некогда могущественный и непобедимый Бессмертный Король, бросил их в тот момент, когда они нуждались в нём больше всего, терзали её. Она искала объяснение, надеялась, что у него была важная причина для такого поступка, но чем больше думала, тем сильнее ей казалось, что это всего лишь трусость.

— Отец… — шептала она себе под нос, стараясь, чтобы её слова не услышал Ройдар. — Как ты мог бросить нас? Бросить маму, свою собственную жену, Селестриэль…

Она представила себе Линтолиаль, древний эльфийский город у восточного склона Королевских гор, который ныне был погребен под человеческим городом, названным в честь новых хозяев этих земель — Кастелла. Именно там разразилась битва, которую Галвиэль так часто представляла себе в мечтах и кошмарах. Её мать, королева Селестриэль, возглавляла гвардию Серебряных Дев — отряд преданных воительниц, которые клялись защищать королеву до последнего вздоха. А против них выступил Волейн, брат Ерласа, несущий с собой смерть и разрушение. Он привёл к стенам Линтолиаля орков-наёмников, крысолюдов, бандитов и пиратов, объединив под своим чёрным знаменем всех, кто жаждал наживы и крови.

Галвиэль не видела этого сражения своими глазами, но от эльфов, которые выжили и бежали вглубь лесов, она знала каждый его жуткий момент. Она знала, что Волейн, жестокий и безжалостный, одолел Серебряных Дев и собственноручно убил её мать, оставив тело королевы гнить среди разрушенных улиц некогда прекрасного города. Её мать погибла, защищая свой дом, в то время как отец… Отец исчез в другие миры, оставив своих детей и свой народ на милость врагам.

Эти воспоминания раньше будили в ней только ярость и жажду мести, но теперь в сердце Галвиэль ощущалась иная, новая боль — глубокая скорбь и тихая печаль. Она вдруг осознала, что давно не чувствовала прежнего пламени внутри себя. Теперь её мысли всё больше заполняла тоска по утраченному. Она внезапно подумала, что, возможно, ей стоило бы посетить место, где погибла её мать, чтобы хотя бы мысленно воздвигнуть для неё могилу. От Линтолиаля не осталось даже руин, и память о нём угасала, как угасают тени на закате. Но Галвиэль могла бы оставить там цветы, чтобы проститься.

Она посмотрела на брата, который шел впереди, и подумала, что он был прав: гнев и жажда мести уже давно оставили её, уступив место горечи от осознания тщетности былых стремлений. Ерласа больше нет, его брат Волейн тоже давно исчез в забвении, а их наследники сменялись так часто, что, вероятно, уже и не помнят, за что сражались их предки. Поколения забыли, кто проливал кровь и почему.

Но Малефия была жива. Она помнила всё. Она знала, что значила Империя Бессмертного Короля, и каким могуществом обладал её брат, прежде чем оставил свой трон. Галвиэль испытывала противоречивые чувства к этой древней эльфийке: ненависть и презрение переплетались с горьким осознанием того, что, возможно, именно Малефия хранит ответы на её вопросы. Только с ней можно было говорить о прошлом, которое осталось лишь в воспоминаниях.

Ройдар повернулся к ней, бросив осторожный взгляд:

— Ты в порядке? Ты как будто вся ушла в свои мысли.

Она кивнула, стараясь скрыть свою печаль за спокойным лицом:

— Всё в порядке. Просто вспоминаю, как всё было… и как всё изменилось.

— Это да, изменилось многое, — согласился Ройдар, затем постучал по своему грубому человеческому плечу. — Даже мы, как видишь.

Он попытался шутить, но Галвиэль лишь грустно улыбнулась, осознавая, что их с братом разница в восприятии прошлого была глубже, чем казалось на первый взгляд. Ей оставалось только идти вперёд, через земли, которые некогда принадлежали их народу, в поисках тех, кто всё ещё мог помнить их настоящее значение.

Постоялый двор «Медвежий угол» был уютным и многолюдным местом, куда стекались не только простолюдины, но и купцы, рыцари и даже путешественники из дальних земель. Большой каменный очаг в центре зала горел ярким пламенем, отбрасывая тёплые отблески на деревянные балки и украшенные резьбой колонны. Потолок был низкий, а на стенах