Надежда тебя не покинет - Ольга Шах

я всё ещё в её теле. Слева от меня стояла штанга, висели флаконы с растворами, трубки от которых тянулись к моей руке. Так, ага! Повернула голову направо — картина не слишком поменялась, разве что теперь моему вниманию предстал подключичный катетер, кусок стены и дверь.

Закрыла глаза и постаралась мысленно дотянуться до себя, до своей сущности. Ничего. Никакого отклика, я даже ничего не ощущаю, словно моя душа срослась с телом. Мелькнувшую радость от того, что я могу снова стать живой, настоящей, как и мечтала когда-то, сменил испуг: как к этому отнесётся Дмитрий? Вряд ли он обрадуется тому, что я «заняла» место его подруги. Мы, конечно, не обсуждали их взаимоотношения, но убеждена, что у них были крайне трепетные отношения, хоть он и упоминал как-то вскользь об их разногласиях. Стал бы он в противном случае торчать тут каждую ночь? Последнее неприятно царапнуло.

Я постаралась лечь поудобнее, подтянувшись на руках, и тотчас же сползла обратно — слабость тут же вызвала противную дрожь в руках, на лбу выступила испарина. Ладно, судя по всему, мне придётся тут «обживаться». А всё остальное потом, когда вернётся Дмитрий. И пусть кто-то скажет, что я трусиха — так и есть, спорить не буду.

Мои мысли прервал звук открывающейся двери, затем перед моим взором появился улыбающийся Павел Иванович и довольно протянул, любуясь на меня, как бабушка на долгожданного внука:

— Доброе утро! А кто это у нас глазки открыл? А кто это у нас так смотрит осознанно, глазками по сторонам водит и носик морщит? Ну, как самочувствие сегодня у нас? Если вы меня понимаете, моргните два раза.

— Понимаю вас и без моргания. Разве вас не лишили свободы? Михаил Ашотович непременно обещал, что вас посадят, — прохрипела я, надсаживая повреждённое горло, после чего возмутилась халатному отношению врачей к пациентам: — Экстубировали вы горло жёстко, ощущается заметное саднение.

— Не посадили меня, — отчего-то смутился врач, кинул на меня быстрый взгляд, раздумывая о моей странной осведомлённости, и не без гордости добавил, мол, что его в действиях, Павла Ивановича, то есть, не нашлось состава преступления. Да и потерпевшая, я, значит, была не в претензии. Более того, за проявленное мужество и врачебную смекалку главный врач обещал его премировать поездкой в дом отдыха. Я с пониманием усмехнулась: зная Михаила Ашотовича, премию наш кабальеро будет выбивать с боем, и тут уж кто упорнее окажется.

— А где Леночка? — встрепенулась я, понимая, что от этой ненормальной можно ожидать, чего угодно, и не собираясь трястись, как заяц, слыша звук открывающейся двери.

— Вот даже как, сговорились вы все, что ли? А санитарок надо уволить к чёртовой матери. Тут уж за дело, — совсем огорчился Павел Иванович моей осведомлённости, застенчиво покрутил флаконы с раствором над головой, потрогал подключичный катетер, помялся, засунул руки в карман халата, но всё же выдохнул: — Тут, недалеко… на Матросской Тишине. Отдохнёт, придёт в себя, осознает неправильность своих действий… глядишь, и выйдет оттуда другим человеком.

Мне оставалось только закатить глаза и мысленно недоверчиво фыркнуть: старое грязно-белое здание клиники душевных болезней было мне знакомо ещё по той, другой жизни. Вспомнила непреклонное лицо нашей классной дамы Элены Карповны, с неизменным тощим пучком невзрачных серых волос на макушке, в старомодном пенсне, менторским голосом вещающей о нашем лекарском долге. Последний не предполагал того, что мы будем делать разницы между сословиями и обязывал нас оказывать всяческую помощь тем, кто в ней нуждается. И сестёр милосердия из Богоявленского монастыря, что заботились о скорбных главою, они чёрными тенями скользили по коридорам, которые были перегорожены металлическими решётками. Вспомнились мне и сами пациенты Преображенской больницы, с равнодушными глазами, безразлично смотревшими за потугами монахинь приобщить их к слову Божьему.

Н-да… я с содроганием представила бешеный, совершенно безумный взгляд Леночки, её вопли и проклятия, и… засунула своё сочувствие куда подальше. Впрочем, я много что могла сказать о самой Леночке, благодаря которой я оказалась в столь щекотливо ситуации, о моральном облике нашего врача и о компетенции Михаила Ашотовича, только… зряшное сотрясание воздуха. Которое может вызвать совершенно ненужный интерес в отношении вашей покорной слуги, к тому же. А лишнее внимание мне сейчас совершенно точно не нужно.

— Что же, я рад, что вы так быстро идёте на поправку, — вновь просиял Павел Иванович, успокоившись, что ругаться и скандалить по поводу лечения я не буду. — Сейчас пришлю медсестру, она поможет снять болезненные ощущения в гортани.

Я молча кивнула и вновь откинулась, буквально упав на подушку. Было любопытно узнать, какой нынче день и сколь долго я была без сознания — что-то мне подсказывало, что Дима совсем скоро вернётся из своей командировки, а я… малодушно надеялась на то, что всё как-то рассосётся и мне не придётся объясняться с ним по поводу столь резкой рокировки.

И вот… как-то по сей день не рассосалось… я смотрела на Дмитрия во все глаза, словно видела его впервые. Кажется, с момента нашей последней встречи он заметно сдал. Во всяком случае, у него появились круги под глазами, чуть осунулось и похудело лицо. Ну да, конечно, судя по его удивлению, он принял меня за свою девушку. Господи, подари мне немного разума! Конечно, он принял меня за неё, учитывая, что я — это она. Во всяком случае, внешне!

— Добрый день, Дмитрий! — поздоровалась я, сделав всё, чтобы убрать сочувствующие нотки из своего голоса при виде его тревоги, откашлялась и добавила: — Поздорову ли ты?

— Да, спасибо, — усмехнулся он и, внимательно осматривая моё лицо уточнил: — Во всяком случае, чувствую себя гораздо лучше, чем было, когда я только поднимался сюда, Надя!

— То есть, ты… догадался, что я не Сюзанна? — у меня против воли округлились глаза и задрожали руки.

Конечно, я понимала, что мне придётся всё рассказать, но никак не предполагала, что молодой человек догадается сам, только взглянув на меня. Мои мысли бешенными весенними кроликами прыгали, не позволяя зацепиться и выделить какую-то одну из них, но я взяла себя в руки и выпалила первое, что смогла вычленить:

— То есть, ты не сердишься на меня за то, что из-за меня умерла Сюзанна?

— Вовсе нет, — Дмитрий потрясённо смотрел на меня, словно монахиня ордена кармелиток на Николая Коперника, поясняющего ей устройство бытия. — Светка или Сюзанна, назови как хочешь, самолично сделала всё для того, чтобы уйти из жизни, и виновных в том нет. Во всяком случае, твоей вины я точно не усматриваю. Наверное, нехорошо так говорить