Навола - Паоло Бачигалупи

— Это неправда! — возразил я.

— Нельзя быть таким наивным, друг мой, — ответил Чьерко. — Если все настолько плохо сейчас, представь, что будет, когда ты сядешь за доску рядом с отцом. — Он протиснулся в окно, вызвав всплеск ругани и толкотни. — Ай! Подвиньтесь, свинорылые фескатоло! Я не один.

— С чего мне двигаться? Это я захватил столик, — проворчал Бенетто, но уступил, и Чьерко втиснулся на скамью, не реагируя на мрачные взгляды сидевших на дальнем краю студентов.

Я бы последовал за друзьями в окно, но со мной были Ленивка и Полонос. А кроме того, сиана Грасса наблюдала из дверей таверны, нахмурив брови. Она не любила собак, даже таких хороших, и потому я бы не смог протащить Ленивку внутрь.

Я велел собаке сидеть под окном и ждать меня, а потом, под грозным взглядом сианы Грассы, принес ей миску маринованной свинины пакуапеццо и миску с водой. Хотя сиана Грасса явно была недовольна, что я кормлю собаку блюдами, предназначенными для студентов, хочется верить, что она хотя бы немного одобряла мою верность другу.

Позаботившись о Ленивке, мы с Полоносом присоединились к моим приятелям, для чего воспользовались более традиционным входом. Сегодня, благодаря раннему прибытию Бенетто и Дюмона, нам принадлежал стратегически важный конец стола, примыкавший к стене и окну, где дул свежий ветерок, и потому мы организовали оборону от других студентов, посягавших на нашу территорию. В этом нам помогло покрытое шрамами лицо Полоноса, который уселся спиной к столу и, вытянув ноги, стал небрежно чистить ногти кинжалом.

Постепенно, по мере окончания лекций, в таверну набивалось все больше студентов, среди которых были и друзья, и мало-помалу наша веселая компания захватывала пространство подобно тому, как скипианцы когда-то захватили Беккамский полуостров, — медленно, кусок за куском, пока другие не сдались, и вот уже стол целиком наш, вместе с тяжелыми глиняными кувшинами разбавленного вина сианы Грассы, добрым хрустящим хлебом и мисками с маринованной свининой. Когда народу стало много, мы затеяли новые партии в карталедже, в то время как другие смотрели, оценивали различные тактики, а иногда и откровенно жульничали.

Немного позже у окна появилась Челия со своей подругой Никколеттой.

— Я увидела снаружи Ленивку и поняла, что ты здесь. Ашья не обрадуется — она тебя ищет.

— Откуда тебе знать? — резко ответил я. — Тебя весь день не было.

— У меня были дела.

Она сказала это легкомысленно, и я бы поверил, если бы не видел, как она кралась по улицам Наволы.

— Дела? Ты так это называешь? — Я старался говорить небрежно, но Челия одарила меня странным взглядом, и я понял, что не смог скрыть раздражения.

— Ты обиделся, Давико? У меня есть поручения, как и у тебя. Покупать шоколад, относить послания ткачам и инструкции поварам — Ашья буквально использует меня как прислугу. Столько заданий, тут и там, и все ради тебя и твоего праздника.

— Так вот чем ты занималась?

Я изучил ее лицо, высматривая признаки лицемерия, но ничего не нашел. Ни вины, ни стыда за ложь, ни смущения за тайны. Клянусь фатами, Челия овладела искусством фаччиоскуро. Меня очень встревожило, как ловко она обращалась со своим лицом. Я сменил тактику.

— Ты должна была быть со мной, — сказал я. — Отгонять Ашью.

— Чи. — Она цокнула языком, как это делала Ашья, и изобразила притворную жалость. — Бедный Давико, отцовская наложница жестоко с ним обошлась. — Челия ущипнула меня за щеку. — Несчастный малыш. Его кололи портновскими булавками и заставляли стоять смирно. Бедный, несчастный малыш. Поверито сиолито.

— Меня действительно кололи. — Я раздраженно оттолкнул ее руку. — Причем неоднократно. И все это время Ашья цокала языком и разглядывала меня, словно кусок говядины на прилавке мясника.

Никколетта, подруга Челии, рассмеялась.

— Тебе следует сказать спасибо, Давико. У сфаччианы отличный вкус. Половина Наволы руководствуется ее выбором, и, — тут она окинула меня взглядом, — тебе бы тоже не повредило.

— Давико одевается в темноте, на ощупь, — сообщил Джованни, не поднимая глаз от карт. — Нельзя винить его в том, что он делает выбор вслепую.

— Это многое объясняет, — согласилась Никколетта.

— С моей одеждой все в порядке. — Я толкнул локтем Джованни, но все мое внимание было приковано к Челии. — Так где ты была?

— Ай, Давико, ты зануда. — Она легкомысленно махнула рукой. — Я была тут и там, далеко и близко, и все это тебя не касается. А теперь подвинься. — Она подобрала юбки и влезла в окно, втиснувшись рядом со мной; Никколетта последовала за ней. — Мы в игре.

Девушки взяли в руки карты, и игра стала еще более хаотичной, со множеством гамбитов и переменчивых союзов; каждый из нас стремился собрать карты у себя, отняв их у противников, и если бы я себе позволил, то смог бы на время забыть, что у Челии есть от меня секреты и что она ведет тайную жизнь, о которой больше никто за этим столом не догадывается.

Разновидность карталедже, в которую мы играли, подразумевала многочисленные подначивания и двусмысленности, и Дюмон, не бывший уроженцем Наволы и приехавший из далекого северного Шеру вместе с отцом, одним из послов тамошнего короля, жаловался на игру.

— В этом нет смысла! — ворчал он.

— Для нас — есть.

— Это потому, что вы наволанцы. Изворотливые, изворотливые, изворотливые, как говорит мой отец.

— Изворотливые, изворотливые, изворотливые, — благожелательно согласилась Челия, а затем разыграла океан Урулы и забрала карты, которые держал в руке Дюмон. — Чи-чи-чи. Какая неудача. Малафортуна, куда ни глянь.

— Она строит замки-близнецы, — заявил Тоно. — Она взяла мост.

— Вот и нет. Это было в прошлом раунде. — Челия мазнула двумя пальцами по глазу, посылая ему удачу Скуро.

В ответ Тоно высунул язык.

Я взял кастелло:

— В таком случае ты не будешь возражать, если я заберу это.

Челия надулась:

— И ты еще зовешься моим братом!

И так оно и шло, раунд за раундом. Дюмон в отчаянии сдался и, совершив невероятное самопожертвование, пересел к Челии.

— В Шеру вы играете в чьесса, — сказала Челия, беря слепую карту.

— Шахматы, — поправил ее Дюмон.

— Я так и сказала.

— Ну ладно. Да, мы играем в чьесса. Эта игра требует настоящего мастерства и знаний. Не то что ваше карточное безумие.

— Мы здесь тоже играем в чьесса, — заметил Пьеро.

— Правда? Я никогда не видел.

— Потому что это детская игра.

Дюмон в ужасе посмотрел на нас:

— Это уважаемая игра, требующая глубокого опыта и изощренности! А вовсе не детская!

— Думаю, она может показаться интересной, если тебя интересует исключительно доска, — ответила Челия. — Но она вся на столе. Сул таволо.

Никколетта кивала. Она взяла три скрещенных меча и сбросила красный кастелло, который схватил Тоно.

— Он хочет забрать все кастелло, — сообщила Никколетта. — Но где же тот черный кастелло, которого он так желает? — Она дразняще подняла свои карты, ее глаза сверкали от удовольствия. — Где же может быть этот черный замок?

— Зачем ты ему говоришь? — спросил Дюмон.

— А почему нет?

— Она может лгать, — заметил я.

— И лжет?

— В этом все веселье, — ответила Никколетта. — Лжет ли она сейчас или нет? Солжет ли потом или нет? И где же черный замок?

— Мы любим игру, в которой вызов заключается в том, чего нет на доске. Доска нам неинтересна. Это слишком очевидно. Слишком просто. Неподходящая игра для наволанца.

— Но мне нравятся шахматы, — возразил я. — И всегда нравились.

— Потому что ты прост, как ребенок, Давико.

— А ты добра, как птица каури над дохлой крысой.

— Черный кастелло у меня, — заявила Челия. — Никколетта лжет.

— Нет, это ты лжешь, — ответила Никколетта.

— На самом деле он мой! — провозгласил Пьеро, взмахнув одной из своих карт.

— Это твой валет, — сказала Челия. — Я видела, как ты его взял.

— Я их перетасовал.

— Ты этого не делал.

Он показал Челии два пальца, послав ей Скуро.

— То, что ты этого не видела, еще не значит, что этого не было.

Тут вмешался Дюмон.

— Но если игра состоит не в состязании мастерства, то зачем она? Ели два