Лазурный Нефрит. Испытания Трепетной струны. - Айон 91

Шаги — на небе тучи.

Удары — вспышки молний.

Слова — раскаты грома.

Драконье тело — крепость.

Рога тройные — гордость.

А чешуя и грива — стойкость.

И с последним произнесенным словом, оставленным иероглифом на витражной мозаике храма, Лун начал падать. Слишком много сил, духовных и физических ушло на клятву рода небесам. Дракон навредил и так перебитому Карой источнику. В эти письмена, оставшиеся на мозаичной клади узорами пушистых облаков, он вложил все что, у него было. Восстановление вновь займет сутки. Но это того стоило. Еще две клятвы и осколок нефритового артефакта у них.

Следующим вышел вперед Яо. И пусть у Черного кота нет клана и рода, который оставил бы ему письмена завета, как и предков, которым он бы молился и поминал в дни памяти, у кота есть секта Черного Полумесяца и клятва, которую он принес главе Тен и Учителю, когда становился частью семьи. Ее он и собирался произнести, запечатлев на витраже цветочной мозаики.

Для нанесения письмен нитями своей силы, Лун Яо извлек из рукава одеяния простую бамбуковую флейту. Поднеся ее к губам, закрыв глаза и настроившись на свое сердце и бьющееся в унисон с ним ядро мастера, выдохнул и затянул мелодию, наполненную нежными, трепетными, но при этом печальными переливами. Эмоции, томящиеся в сердце и душе кота, нашли выход, оставшись во владениях храма крохотными кусочками витражной мозаики, а именно капельками собравшейся росы на лепестках распускающегося пиона.

— Трепетное сердце поет россыпью росы на бархатных лепестках пиона, — произнесла богиня Ду-сяоцзе, стирая бегущую по щеке слезинку.

Но это лишь эмоции, которые требовали выйти и остаться здесь, в стенах храма, рядом с той, кто поймет и примет. Дело еще не сделано, клятва не вписана, испытание не пройдено. По руке кота, от кончика пальцев до локтевого сгиба, побежали резвые разряды черных молний, треща голосами звонких птиц. И все той же флейтой, зажатой в руке наподобие меча, делая взмах за взмахом, выпад за выпадом, Лун Яо оставлял живущее в его сердце, душе, разуме и ядре писание секты Полумесяца.

— Дорога — ночи синева

Клинок — песнь конца.

Взмах — труп врага,

На плечах — бездны тьма,

А во лбу — солнца сестра.

Переливаясь лунными отблесками на бархате темно-синего неба, иероглифы писания, преобразовавшись в юный серп опалового цвета, нашли свое место на полотне мозаичной росписи рядом с облаками Шень Луна, прячась за ними до наступления ночи. Когда сядет за горизонт солнце, а цветок, сложив свои лепестки — уснет, на синее небо, из-за облаков, выйдет лунное дитя, только-только набирающее силу и власть в ночи.

— Настала моя очередь, — сказал Сяо Хуа, подходя ближе к витражному окну.

Его клятва — это вьюга снежная и мороз трескучий. Северный народ, рожденный во льдах и холоде — суров. Сяо Хуа не исключение. Характер махаона не сахарный, нрав его ни разу не приветливый. Закрытый, отрешенный от пышных празднований, не любящий шумные и яркие компании. Махаону намного спокойнее в копании таких людей, как Шень и Яо. Рядом с ними ему не приходится перебарывать себя и общаться из-за вежливости. Но что будет, узнай они о нем правду, ту самую, за которую Генерала Хуа и скинули с небес? Этого никто пока не знает.

Оглянувшись на дракона и кота еще раз, Махаон обратился к внутреннему источнику, который так же не отличается здоровьем и резервом энергии, как и у Шень Луна. Меридианы