Сказка из Ленинградской коммуналки - Ася Логинова

Вербин, следуя за мной шаг в шаг. – Ей правда лучше становится. Яга долго разъярялась, как такое с Сазоновой могло случиться и что нужно снова разгребать её проблемы. Но потом успокоилась, даже целую ночь возле её кровати сидела.

– Бабка меня удивляет, – ответила я, пока мелодия телефонного звонка эхом раздалась по всему подъезду. Я взглянула на экран и увидела там знакомую фамилию: Руденко. – Этого ещё не хватало.

– Даша, привет, – произнёс Саша на том конце провода. – Тут зацепка новая появилась. Подъезжай ко мне, разберёмся.

– Через минут двадцать буду, – кратко ответила я, сбросив звонок. Вербин с недоверием посмотрел на меня, пытаясь своими красными очами выпытать из меня всю душу. – Что не так?

– Я понял, это всё из-за Руденко! – радостно воскликнул Антип, ударив себя ладонью по лбу.

– Вербин, иди в пень, – сказала я и открыла скрипящую подъездную дверь. На улице уже смеркалось, прохладный воздух окутывал лёгкие, а вокруг только шум развивающихся на ветру деревьев и проезжающих по улице машин портил идиллию. Но по сравнению с шумным Центральным районом здесь практически была тишина.

– Сазонова, я тебе так скажу, – начал говорить Антип, сев на лавочку под каким-то ветвистым кустом, – людям надо шанс давать. Они же не звери, стараются как могут.

– Я разберусь, Антип, – отмахнулась я и, на прощание похлопав парня по плечу, щёлкнула пальцами и растворилась в воздухе.

– Вот сначала говорит: «Я разберусь». А потом: «Антип, у меня пуговица отлетела, и маньяк сбежал», – возмущённо произнёс Вербин, от злости пнув какой-то камешек ногой. – Ведёт себя как маленький ребёнок.

                                    * * *

Громче тишины по меньшей мере не существует ничего. Безмолвие всегда будет верховенствовать над любыми словами. Если ты молча лежишь в обнимку после долгой разлуки – это важнее признания в любви. Если ты молчишь, смотря в глаза некогда близкому человеку, – это громче криков и скандалов. Иногда безмолвие может принести нам нестерпимую боль и страдания или же дать надежду жить дальше. Та тишина, которую я раньше делила с Сашей, она была простой. Каждый из нас мог думать о своём, но всегда наши мысли будто бы сходились в одной точке пространства, переплетались между собой, как ветки старых деревьев, и продолжали быть в гармонии. Чтобы понять, что ты любишь человека, нужно возлюбить с ним ни горе и радость, а отсутствие слов, просто из-за их ненадобности.

В квартире Руденко повисла тишина. Она как нечто всеобъемлющее и удушающее давила на меня со всех сторон, заставляя возрастать желание уйти хоть на край света. Сашу тоже это всё не радовало: он, нахмурившись, сидел за кухонным столом и вглядывался в экран ноутбука. Руденко, облокотив голову на руку, усталым взглядом пытался найти хоть что-то интересное в восстановленных записях видеокамер, но всё было тщетно.

– Не может же быть такого, чтобы он нигде не оставил следов? – подал голос парень, отпив из чашки крепкий кофе.

– По-видимому, может, – ответила я, занимаясь не менее весёлым занятием, чем Саша. Дело в том, что к следствию привлекли независимого эксперта по лженауке – эзотерике. Мне же досталась почётная роль изучить его заключение вдоль и поперёк. Нет, мне кто-нибудь сможет объяснить, как человек пишет такой ужас: исполненный обряд сделан ради получения вечной молодости. Какая молодость? Яблоки молодильные закончились, что ли? Или Хайден конкуренции Яги боится по юности? Я думаю, что он уж точно в силах выиграть у неё конкурс «Мистер или Миссис красоты тех, кому слегка за тысячу».

– А у тебя как успехи? – спросил Саша, оглядывая в моих руках документы. Взгляд на лицо не поднимает – боится.

– Да, это ужас какой-то, – сказала я и откинула бумаги в сторону. Обессилено положив голову на стол, я закрыла глаза и погрузилась в темноту. Судя по звукам, Руденко медленно встал из-за стола и пошёл за новой чашкой кофе. Не успела я даже подумать об этом, как почувствовала на своих плечах Сашины руки.

– Давай поговорим, – сказал Руденко и, не получив от меня ответной реакции, немного сжал кисти на моей спине.

– Давай. Я считаю, что это бесполезно – пытаться найти этого невидимку сейчас, – ответила я и, открыв глаза, развернула голову в сторону капитана. – Поэтому я поехала домой спать.

– Никуда ты не поедешь, – сказал Саша, на что получил мой удивлённый взгляд. Руденко сел напротив меня на корточки и взял своими ладонями мои. Его руки, они почему-то не казались мне грязными и противными. Они были мягкие и тёплые, его пальцы аккуратно поглаживали меня, будто бы боясь спугнуть. Мои кисти были костлявые, пальцы тонкие, а у него, наоборот, такие мужественные и сильные, с выпирающими венами. По которым бежала кровь. Человеческая. Алая. Живая. – Я не хочу, чтобы мы вот так работали, в тишине и отводя друг от друга глаза.

– Если тебя это не устраивает, то могу спеть, – усмехнулась я и, откашлявшись, набрала в грудь воздуха. – Луч солнца золотого!

– Даша, – прервал меня Руденко и одарил серьёзным взглядом своих голубых глаз. – Нам надо определиться, что между нами.

– Между нами сейчас примерно сантиметров сорок, – ответила я, предположив расстояние между нашими лицами.

– Тут не сорок сантиметров, а километров сто, – вздохнул Саша и, отпустив мои кисти, склонил голову вниз. По его хмурому взгляду было понятно, что он о чём-то сильно задумался. Устал сильно от меня, от моего отношения и выходок. Нельзя так с людьми поступать, вы же чуткие такие.

– Что я могу тебе сказать? – спросила я и осторожно положила руку на макушку парня. Его волосы были пшеничные, мягкие, пахнущие свежей мятой. Руденко поднял на меня глаза, которые отчего-то были наполнены нескончаемой грустью вперемешку с остатками надежды.

– Хотя бы то, что тебе на меня не всё равно, – ответил парень и положил голову ко мне на колени.

– Мне не всё равно на тебя, – кивнула я, и глаза Саши на секунду стали веселее. – Ты же мой друг.

– А я люблю тебя, – понуро отозвался Руденко, уткнувшись носом в мои светло-серые джинсы. По моей голове будто бы ударили чем-то тяжёлым и оглушили. Мыслей не было. В ушах стоял звон. А внутри тела царило какое-то странное ощущение, граничащее с полной пустотой и нескончаемой радостью. Сердце пропускало удары. Голова отказывалась работать. Одновременно мне было так хорошо, что аж плохо.

– Саш, – лишь смогла выдавить из себя я, покачав головой.

– Нет, ты меня дослушай, пожалуйста, – отозвался Руденко и, вскочив на ноги, начал расхаживать вдоль кухни. – Ты меня, главное, из жизни своей не прогоняй. Не любишь – значит, не люби. Но рядом быть позволь. Я же без тебя загнусь совсем, ты же меня одна всегда понимаешь. Когда меня к тебе работать в отдел прислали, у меня жизнь заново началась.

– Тебе же никогда не нравилось, как я работаю? – удивлённо спросила я, поворачивая голову вслед каждому движению Саши по комнате. – Тебе не нравилось, как я живу, тебе в принципе я не нравилась.

– Но без тебя было бы неинтересно. Я люблю тебя и всё, что ты делаешь, – проговорил Руденко и остановился напротив меня.

– С каких пор? – усмехнулась я, потерев красноватые костяшки на руках.

– Всегда. С самого первого дня, как меня к тебе поставили. Помнишь, я тогда нечаянно вылил на тебя кофе с утра, – заулыбался Саша, и его глаза будто бы стали светлее, роднее.

– А я перевернула на тебя миску борща в столовке и через полчаса узнала, что мы будем работать вместе, – ответила я, выдавив из себя полуулыбку.

– Раньше ты сияла ярче, – сказал Руденко, опустив глаза в пол. Будто бы вместо меня он увидел не человека, а разочарование. Недостаточно добра, далеко не скромна и невкусно готовлю. Одно сплошное «не». Я просто недотягиваю до уровня